Сорочьи перья (СИ)

Долго Юрий не думал — выложил все как на духу, вспомнил бабкины истории про старые, крепкие корни, которые связывали их род с древней силой. Казалось, только честность могла его теперь спасти от расправы жрецов, которые любую ворожбу, кроме своей, сотворенной через радения Белому Богу, считали ересью. Но Драгомир не проклял его, а с любопытством выслушал.

— Нужно подумать, как мы можем это использовать, — протянул он, словно помыслил вслух.

— Я могу еще что-нибудь нарисовать… — в волнении выпалил Юрий; его вдруг бросило в жар. — Даже ангелов, светлых духов! Или святых…

— Нет! — вдруг оборвал его Драгомир сурово. — Не смей! Уверен, мы не хотим знать, какими они могут быть, — пробормотал он, покачав головой. — Не для того мы строим церковь, чтобы потом город лежал в руинах… Приди завтра на княжеский двор, там и поговорим… — Драгомир бросил косой взгляд на колдовского кота. — И его забери, пригляди.

Кот, как ни странно, дался в руки. Он был теплый и настоящий, размурлыкался, и Юрий вдруг понял, что ничуть не жалеет, что его нарисовал. Пахло от кота краской — хотя от него самого, должно быть, тоже.

— Мой господин, но что вы тут делали в такой поздний час? — осмелился спросить Юрий, когда они с княжичем вышли на улицу. Тут того, как и должно быть, поджидала охрана.

— Отец Гостомысл сказал мне к тебе приглядеться, — довольно усмехнулся Драгомир.

========== 31. посвящение ==========

Комментарий к 31. посвящение

Последняя часть! Спасибо всем, кто прошел с нами этот тернистый путь! И счастливого Нового года ;)

А что до того, что происходит в этой зарисовке, так это мои небольшие заметки для истории про молодость Кощея и Вольги, которую я хочу написать. Собираемся красть Жар-Птицу (немного в стиле Гая Ричи). Надеюсь, я дойду до этой истории, а пока вот зарисовка, где все идет не по плану.

— Что ж, мы все умрем! — прошипел Кощей, как и всегда, прямо-таки лучащийся жизнелюбием. — Какой славный день для гибели!

— Думаешь, о нас споют в песнях?

Вольга сам же и фыркнул, обернулся. Двое всадников, отделившихся от города, стремительно приближались, и нелюдское чутье подсказывало ему, что у тех не простые скакуны, а колдовские кони, да и сами они далеки от обыкновенных вояк, которых приходилось видеть на службе у нагло обкраденного князя. Взметалась пыль столбом, кони рвались вперед, и уже слышно было их ржание, напоминавшее вой гончих собак. Сольвейг — по левую руку от Вольги — резко выпрямилась в седле, наложила стрелу на тетиву, однако стрелять было еще рано. Руки ее не дрожали.

— Все мы, конечно, однажды умрем, — протянул Вольга заунывно; его вдруг разобрал приступ какого-то безумного веселья — от залихватской скачки, от того, как их троих связал общий ужас, а больше всего — от содеянного. — Мне вот однажды кто-то говорил, что я приму смерть от коня своего… — припомнил Вольга.

— Случайно не в тот самый момент, когда ты будешь на этом коне убегать от дружинников? — оскалился Кощей. Напуганный мальчишка, он вцеплялся руками в поводья, нервно правя лошадью. Они приближались к лесу…

— Нет, но не могу ничего исключать! А может, там речь была о твоем коне, которого я сожрал?..

— Лучше бы ты им подавился!..

— Хватит трепаться, хуже суеверных баб! — возмутилась Сольвейг.

Всадники все не отставали, а Вольга покосился на мешок у бока своего коня — даже сквозь ткань было видно алое сияние от пера Жар-птицы, похищенного прямо из-под носа княжеских соглядатаев. Нужно было оторваться как можно скорее, потому как — нагоняли. Прошептав себе под нос пару проклятий, Вольга рванул тесемку, высвободил перо.

Пальцы жгло, но не настолько, чтоб совсем невыносимо. Человек бы не удержал, но Вольга — смог. Взмахнул пером, словно писал по небу, как древний летописец, слагающий слова о славных деяниях мертвецов, и за ними развернулось полотнище огня. Дохнуло жаром в лицо, опалило брови — и рухнуло позади, прямо на их преследователей.

Воцарилось молчание, словно пламя волшебное все выжгло, вплоть до звука. Впереди виднелся уже скат в лес, прибежище всех разбойников и воров, но Вольга остановился, поворотил заупрямившегося коня. Поглядел на выжженную дорогу позади — там, где пролегал давно вытоптанный путь, теперь было жуткое пепелище, и не разобрать там было ни косточки от княжеских слуг, все выжгло дотла чудо-перышко.

— Ну, кажется, не придется помирать, — предположил Вольга.

Сольвейг спешилась, тяжело дыша. Подумав, Кощей тоже сполз на землю, слегка неловко припадая на ногу — это с ним случалось, когда он слишком волновался. Шатнулся ближе, но, почуяв густую гарь, передумал.

— Перо почти погасло! — ахнула Сольвейг, указав на дар Жар-птицы, который Вольга по-прежнему сжимал в руке. Он-то не боялся, что перо помнется или переломится в его неосторожной лапище — но вот растерять силу, это оно могло вполне!

Ярко-алое, рассыпающее искры, теперь оно сильно потускнело, будто его усердно постирала какая-нибудь упертая хозяйка. Вольга с досадой выдохнул, однако подавил желание бросить перо в пыль. Умелый чародей еще угадал бы отголосок силы, понял бы, что это не подделка.