Сорочья усадьба

— Чтобы стать независимым.

Дора смутилась.

Генри вздохнул и закрыл лицо руками.

— Это все так запутанно, — простонал он. — Мне стыдно пересказывать вам все мои обстоятельства. Но, мисс Коллинз…

Она удивилась, когда он взял ее за обе руки.

— Не сомневайтесь, мне очень хочется, чтобы исполнились все ваши желания. Мы поживем здесь немного, каких-нибудь несколько лет, а потом будем свободны, отправимся, куда захотим, станем изучать и исследовать мир со всеми его чудесами.

Ее вдруг охватила дрожь.

— Мистер Саммерс, — сказала она. — Что это такое вы мне говорите?

— Я говорю, что, если смогу найти подходящее место, которое можно будет назвать моим домом, я бы хотел, чтобы вы разделили его со мной. Будьте моей женой.

— Ну-ну, — говорит отец, устраивая ее поудобней и подкладывая под спину подушку.

— Который час? — спрашивает она. — Кажется, я больше уже не засну.

— Где-то половина пятого, — отвечает он. — Светать начнет еще через три часа, а ты ведь совсем не выспалась.

— А ты что будешь делать?

— Посмотрю, как там наши слуги и гости. Хорошенький прием в новой стране для мистера Саммерса!

— Я пойду с вами, — говорит она.

— Ни в коем случае, я запрещаю.

Отец тверд в своей решимости, и она снова ныряет под простыни.

— Прекрасно, — говорит она, — но спать я все равно не буду.

Он уходит, и Дора слышит его шаги по дому, его голос. Генри не может сейчас прийти к ней, она понимает это, но в доносящихся звуках не слышно тревоги, значит, он цел и невредим. Вопреки собственным прогнозам, она погружается в неглубокий сон, а когда в спальню просачивается рассвет, быстро встает и подходит к окну посмотреть на окружающую местность.

Меньше чем в двадцати футах от дома в глаза сразу бросается глубокая трещина в земле. Она проходит как раз по тому месту, где растет ее любимый каштан; ствол его разорван пополам.

Розмари

Я прислушивалась к звуку мотора, пока он не слился с шумом дождя и отдаленным ревом разбушевавшейся реки. Целых два дня я не выходила из дома, и, хотя я очень его любила, с отъездом Хью его большие пространства и темные комнаты, в которых к тому же стоял невыносимый холод, выбивали меня из колеи. Хью был прав: я погрязла в материале своей диссертации, слишком много размышляла о наших семейных призраках, Генри и Доре, а тут еще чья-то рожа в окне; хоть пиши сценарий для фильма ужасов.

Дождь все не переставал, но пора уже было выйти прогуляться. Я втиснула ноги в резиновые сапоги, стоящие у черного входа, и надела дедушкину большую непромокаемую куртку, которая доставала мне до колен.

Про опоссума я совсем забыла и, открывая дверь, чуть не споткнулась о него. Но заниматься с ним не хотелось, я оставила его лежать там, где он лежал, и вышла навстречу ненастью. Пробежавшись по грязи и лужам, спотыкаясь о пучки травы, выросшей на жирной почве, я пошла куда глаза глядят, и ноги сами принесли к утоптанной тропинке через луг, мимо Сорочьего пруда к реке и дальше с добрый километр вдоль берега. По ней мы когда-то любили ездить верхом, а летом снимали с лошадей седла и купали их в пруду.

От нескончаемого проливного дождя река поднялась и вспухла. На тропинке легко было поскользнуться и упасть в стремительный поток. А упадешь — закрутит и унесет к черту на кулички. Я представила, как в этом потоке тонет Дора, как холодная рука ее в последний раз поднимается над водой и исчезает навсегда.

Я шла вверх по течению, спотыкаясь о скользкие кочки. Капли дождя, падая на лицо, бодрили, а этого мне и надо было. На огороженных пастбищах под деревьями жались друг к другу овцы, и с важным видом прохаживались стайки сорок. Господи, сколько их тут, этих черно-белых представителей семейства врановых! Выглядели они зловеще и не спускали с меня своих блестящих глазок. Я стала считать, дошла до семи и бросила. Подошла ближе, и они забеспокоились, взволнованно заходили взад-вперед, остановились, словно советуясь друг с другом, и попрыгали от меня подальше. Несколько птиц, захлопав крыльями, взмыли в воздух.

Я остановилась: мне стало не по себе. Потом повернулась и по той же дорожке двинулась обратно, но было уже поздно: сороки меня опередили. Капюшон сполз, и непокрытой головой я ощутила ветер от крыльев, услышала противное карканье: они пикировали прямо на меня и только в самый последний момент резко сворачивали в сторону. Я снова поскользнулась на мокрой траве и на этот раз упала. Одна из сорок набралась смелости и решила атаковать, и рука моя оказалась ненадежным прикрытием. Сильный удар в голову и острая боль заставили меня вскочить на ноги и сделать попытку бежать, но когти злобной птицы увязли в моих влажных волосах и больно царапали череп. Я закричала, скорее от испуга, чем от боли, но мне удалось оторвать от себя эту тварь, и она улетела. Но не угомонилась и, сделав круг, приготовилась к новой атаке; вдруг поблизости раздался громкий выстрел, он прокатился по всей долине и растворился в шуме реки.

Сороки ретировались. Я стояла на месте, вытирая лицо испачканной грязью рукой. Оглянулась и увидела шагающего ко мне по траве Сэма с дробовиком в руке.