Сорочья усадьба

Он собирается уходить и спугивает сорок, собравшихся в стаю, чтобы выяснить, кто вторгся в их владения. Они отличаются от любопытных птиц с блестящими перьями и длинными хвостами, которых он знал на родине. Эти птички — наглые твари, они похожи, скорее, на белобоких ворон, и от их присутствия здесь, надо признаться, ему даже немного не по себе. Но их сообразительность восхищает его. Они вечно ковыряются во всяком мусоре, отыскивая блестящие предметы, чтобы отнести к себе в гнездо, но, кажется, открыто заявляют о своих правах на дом и территорию. Они чем-то похожи на него самого. Надо не забыть застрелить одну для коллекции, когда будет возможность.

Дора

Волосы ее украшают сделанные из шелка белые и оранжевые цветы. Когда они произносят свои обеты перед лицом всех людей, собравшихся пожелать им счастья, солнце прорывается сквозь тучи, и лучи его озаряют витражи церкви, пляшут на нарядном свадебном платье, и она кажется еще красивее.

И вот они одни в доме, который он восстановил для нее. В нем две смежные спальни: одна для нее, другая для него.

С какой гордостью он показывал ей свое имение, реставрированный дом.

«Ты только посмотри, Дора», — говорил он, осторожно придерживая ее за талию и показывая рукой на башню.

В огороженном стеной саду трудилась группа садовников; летом он оживет цветами и наполнится гудением насекомых.

Когда она поднималась по узенькой винтовой лестнице на самый верх башни, он шел вслед за ней, ступенька в ступеньку, и, довольный собой, стоял рядом, когда с просветленным лицом она любовалась открывающимися со всех сторон видами. Вдали сквозь деревья поблескивали воды реки.

«Мне очень здесь нравится», — сказал он.

Ей тоже очень понравилось. Особенно то, что ради нее он вложил сюда столько труда. В доме было жутко холодно, но она была уверена, что как только слуги разожгут камины и уйдут к себе, в комнатах станет так же жарко, как и в их сердцах.

Он приводит ее в спальню и оставляет одну, чтобы она приготовилась ко сну. Она сидит перед новым туалетным столиком и смотрит на себя в зеркало; лицо ее в искусственном освещении бледно. Она вынимает из волос булавки, пальцы дрожат и не слушаются, булавки то и дело падают. Она берет гребень, проводит по локонам, они разлетаются во все стороны и падают на лицо. Это рутинное действие успокаивает ее, ночь уже не кажется какой-то особенной. Рядом терпеливо дожидается горничная, и, повинуясь кивку хозяйки, подходит, заплетает ей волосы и помогает снять подвенечное платье. Скользя через голову, платье шуршит, и, избавившись от его тяжести, она чувствует себя легкой как пушинка. Горничная расшнуровывает корсет. Дора делает глубокий вдох и садится на стул; у нее вдруг кружится голова.

— Спасибо, Мэри, — говорит она. — Дальше я сама.

Дора снимает и кладет на стул нижнее белье. На кровати лежит новенькая ночная сорочка. Она натягивает ее через голову и снова глубоко вздыхает; сорочка благоухает, как весенняя лужайка. Дора проскальзывает под одеяло.

Натянув простыни до самых ушей, она прислушивается к звукам в соседней спальне, где остался муж. Слышно, как он на что-то натыкается и сам над собой тихо смеется; она тоже улыбается. Можно было подумать, что он пьян, но она знает, что это не так, за весь день и вечер он не выпил и капли. Ожидая его, она оглядывает спальню, по стенам которой пляшут тени. Генри приказал оформить эту комнату именно так, как ей хотелось: стены оклеены ярко-бордовыми обоями с растительным узором, на высоких стрельчатых окнах тяжелые бархатные шторы — для моей невесты выбрал самые красивые, сказал он. На стенке коллекция красивых бабочек. Они все разных размеров, а крылья их на свету сияют и переливаются, как струи водопада под лучами солнца. Рядом со шкафом стоят сундуки с ее имуществом, еще не распакованные. Теперь это ее новый дом.

В дверь, соединяющую обе спальни, раздается тихий стук.

— Войдите, — говорит Дора почти шепотом. — Войдите! — повторяет она громче.

Дверь отворяется, и в комнату просовывается голова Генри.

Она видит, что он тоже взволнован, и чувствует облегчение, но он ходит взад-вперед по комнате, не снимая шелковой куртки, и курит. Запах дыма раздражает ее. Ведь он мужчина, он должен руководить ею в первую брачную ночь, избавить ее от смущения, успокоить.

— Будьте добры, уберите отсюда эту дрянь, — приказывает она, и он прекращает мерить шагами комнату и застывает на месте как столб.

Генри удивленно смотрит на нее и вдруг начинает смеяться.

— Слушаюсь и повинуюсь, госпожа моя! — восклицает он и исчезает за дверью, но всего на секунду, и тут же возвращается с пустыми руками.

Она разбила лед между ними, раздражение исчезло, как не бывало. Оба улыбаются.

Он садится на кровать с противоположной стороны.

— Дора, любовь моя, — говорит он. — Я хочу кое-что показать тебе.