Читаем Сорочья усадьба полностью

Я понимала, что вижу Сорочью усадьбу в ее нынешнем состоянии в последний раз. Сидя в ярко освещенной больничной палате «Скорой помощи» и ожидая осмотра, я еще раз мысленно проходила по дому и по очереди прощалась со всеми его комнатами. Начала с прихожей, потом прошла по коридору мимо огромного обеденного зала с его немыслимо длинным столом, вокруг которого выстроились сделанные в том же стиле стулья с прямыми, высокими спинками, постояла в гостиной с ее пыльной, мягкой и облезлой мебелью и обвисшими обоями. Двинулась дальше по коридору, остановившись в курительной комнате с золотистыми обоями, на которых рядами выстроились рамки с бабочками и другими насекомыми, прошла мимо сырой ванной комнаты с ее покрытыми плесенью, как на вокзалах, плитками и пятнистой ванной, и оказалась на кухне, в сердце всего дома. Потом библиотека, где, как всегда, было тихо, и книжные стеллажи целиком закрывали по периметру стены. Задержалась немного в «зверинце», шепотом обращаясь к чучелам животных и к шкафам, заполненным диковинными образцами: я еще вернусь за вами, у вас у всех будет новый дом. Попрощалась с дедушкой: он поднял голову от кролика, над которым мы работали вместе, и обнажил фальшивые зубы, и я не удержалась от смеха. По черному ковру, такому толстому, что он не износился за много лет, я поднялась вверх по лестнице и по коридору прошла к красной комнате, спальне дедушки с бабушкой; кровати накрыты покрывалами с оборками, растительные узоры на шторах, закрывающих огромные стрельчатые окна, так что не очень заметно, что они такие большие, выцвели.

И везде беспорядок, который мне так и не удалось убрать до конца. Теперь пусть другие с ним разбираются и готовят дом к реконструкции. Наверняка большинство вещей отправят на склады Армии спасения, а то и на свалку. Я заглянула в каждую из спален; совсем скоро они превратятся в номера для постояльцев со смежными ванными комнатами и новыми кроватями; наконец дошла до конца коридора, делающего поворот под прямым углом к половине для прислуги, с ее крохотными комнатками и холодной ванной комнатой. Постояла немного у двери, ведущей в башню, не решаясь войти, но все-таки толкнула ее, поднялась по лестнице и оказалась в залитой светом комнате, где от вида, открывающегося за окнами, захватывало дух. Попрощалась с бабушкой, обрезающей розы в саду, и с юным Чарли, скачущим на лошади с другими мальчишками в сторону холмов.

Наконец, отвернувшись от окна, попрощалась с Тесс, которая сидела на матрасе, завязав узлом простыню над грудью и скрестив свои длинные красивые ноги. Она курила сигарету, которую ей скрутил Джош, и, увидев, что я смотрю на нее, пустила в воздух струю дыма и сняла прилипшую к языку табачинку.

— Ну, как, с тобой все будет нормально? — спросила я, но она ничего не ответила, только улыбнулась и повернулась ко мне спиной, в последний раз показав мне свою татуировку с птицей.

Как ни странно, нос оказался не сломан, хотя к этому было близко. Видок у меня был еще тот, настоящее пугало; меня отослали домой, прописав какое-то сильное обезболивающее, которое я немедленно приняла и мгновенно уснула в машине. Чарли, после нескольких моих, впрочем, довольно слабых протестов и жалобных просьб о том, что я хочу вернуться обратно в Сорочью усадьбу, что у меня там осталась незаконченная работа и все такое, отвез-таки меня в город. Но я-то знала, что работа завершена. Чарли обещал упаковать мои вещи и закинуть их мне как-нибудь на недельке вместе с моей бедной машиной.

— В общем, ты должна как следует отдохнуть, — сказал он. — Пока никакой работы.

Он высадил меня возле ателье татуировок, над которым была моя квартирка, и отбыл, а я еще долго сидела у окна, смотрела на огни порта, на рабочих, всю ночь грузивших контейнеры на огромные корабли, неясно вырисовывающиеся на фоне темной воды. Был субботний вечер, и я знала, что Рита сегодня придет поздно; я надеялась, что она вернется одна, не притащит за собой на буксире каких-нибудь матросов. С улицы внизу доносились крики и громкий смех, выходящие из паба на углу разглядывали витрину ателье Роланда. Возможно, в другие времена ателье оставалось бы открытым, чтобы подцепить клиента из матросни с кораблей или еще кого, какого-нибудь случайного джентльмена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Уютное чтение

Красный сад
Красный сад

Город Блэкуэлл в штате Массачусетс. Когда-то давно несколько людей пришли сюда, на пустую землю, чтобы возделывать ее, строить дома и рожать детей. Среди них была и Хэлли Брэди — отважная молодая женщина, которая не боялась ни метелей, ни медведей. Только благодаря ей первые поселенцы не замерзли насмерть и не умерли с голода. Хэлли давно умерла, а Блэкуэлл по-прежнему существовал. В город пришли новые люди: женщина, которой пришлось совершить преступление, чтобы спасти своего ребенка и сохранить собственный рассудок, таинственный незнакомец, который поселился в лесу и скрывался от всех, и множество других, не менее интересных и таинственных персонажей.В жизни каждого из них очень важен магический красный сад, такой красный, словно в его почве бьется живое, наполненное кровью сердце. Такой сад, где растут только красные плоды, есть только здесь, в Блэкуэлле, и только здесь с людьми могут происходить столь необычные события.

Элис Хоффман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза