«Будто не хороша собою?» сказал голова, устремив на него глаз свой.
«Куды тебе хороша? Стара мов бис [як бис] Харя вся в морщинах, будто выпорожненный кошелек». [Далее было: а. При <этих словах?> б. Голова винокура зашаталась снова, оживленная раскачиваемою] И голова винокура раскачалась снова от громкого смеха.
В это время что-то стало шарить за дверью [«что-то ~ за дверью» вписано. ] дверь растворилась, и мужик, не снимая шапки, ступил в хату и стал как будто в раздумьи, разинувши рот и озирая потолок [разинувши рот на потолок хаты] Это был знакомец наш Каленик. «Вот я и домой пришел!» проговорил <он>, садясь на лавку у дверей и не обращая внимания на присутствующих. «Вишь, как растянул вражий сын, сатана, дорогу! Идешь, идешь, и конца нет! Ноги подкашиваются» [так и подкашиваются] продолжал, почти повалившись [валясь] на лавку у дверей. «Достань-ка там, баба, тулуп подостлать мне. На печь к тебе не приду, ей богу, не приду: ноги болят. Достань его там, он лежит близ покута. Гляди только не опрокинь [Да гляди, не расшиби там] горшка с тертым [с размолотым] тютюном. Или нет, не тронь, не тронь! Ты, может быть, пьяна сегодня. Пусть уже я сам его достану». Каленик приподнялся [поднялся] немного, но неодолимая сила приковала его [удержала] к скамейке.
«За это [Вот] люблю!» сказал голова: «Пришел в чужую хату и распоряжается как дома. Выпроводить его по добру, по здорову!..»
«Оставь его отдохнуть [„отдохнуть“ вписано. ] сват!» сказал винокур, удерживая голову за руку. «Это самый преполезный человек. Побольше бы такого народу, и винница наша славно пойдет». [Далее начато: а. Но винокур б. Винокур был су<еверен?>] Однако ж не добродушие вынудило эти слова. Винокур верил чересчур всем приметам, и тотчас прогнать [и выгнать] человека, севшего уже на лавку, значило [почитал было] по его мнению, накликать на себя [на голову] несчастье.
«Что-то, как старость придет!» ворчал Каленик, ложась на лавку. [Далее начато: Ей богу, ничто] «Добро бы, сказать еще, пьян, так нет же, не пьян, ей богу, не пьян. Я готов объявить это [сказать] хоть самому голове. Что мне голова?! Чтобы он издохнул, собачий сын! Я плюю на него! [Далее было: Что он обливает людей на морозе] Чтоб его, вражьего сына, возом переехало! Что он обливает людей на морозе».
«Эге! влезла свинья в хату, да и лапы на стол!» сказал, гневно подымаясь с места, голова. Но в это время увесистый [порядочный] камень, разбивший окошко вдребезги, влетел прямо ему под ноги. Голова быстро отворил двери на улицу. Вдохновенная ночь дышала дивною [чудесною] теплотою в блеске полного > месяца, и хоть бы что-нибудь показалось в небе или на земле. «Естли бы я знал», сказал он, подняв камень и рассматривая его пылающим своим глазом: «какой это висельник (чтоб его на том свете черти заставили лизать языком горячую сковороду) швырнул камнем [Далее начато: дал] я выучил бы его, как кидаться! Экие проказы!» продолжал <он>, рассматривая его в руке пылающим глазом. «Чтобы он подавился этим камнем!..»
«Стой, стой! боже тебя сохрани, сват!» подхватил [прерв<ал>] побледневший винокур. «Боже сохрани тебя и на том и на этом <свете> поблагословить кого-нибудь такою побранкою», «Вот нашелся заступщик! [Пусть он пропадет] Пусть он [он еще] пропадет…» «И не думай, сват! [Далее начато: Слы<шал?>] Ты не знаешь, верно, что случилось с покойной [„покойной“ вписано. ] тещей моей?» «С тещей?»
«Да, с тещей. Вечером [Под вечерок] немного, может, раньше теперешнего, уселись на земле, протянувши ноги [„на земле, протянувши ноги“ вписано. ] перед дверью хаты вечерять. Покойная теща, покойник тесть, да наймыт, да наймычка, да детей штук с пятеро. Теща насыпала галушек немного из большого казана в миску, чтобы не были горячи слишком [чтобы прохолодить их] После работ все проголодались и все повздевали [Вместо „После ~ повздевали“: Тесть, наймыт, наймычка и дети повздевали] на длинные деревянные спички галушки и стали есть. Как вдруг откуда ни возьмись человек; [Далее было: откуда он] какого роду, бог его знает, просится допустить его к трапезе > Как же не накормить голодного [отказать голодному] человека! Дали ему спичку. Только видят все, что гость упрятывает галушки, как корова сено, так что покаместь они съели по одной и опустили спички в юшку поймать другую, дно [Далее начато: уже ее] уже было [было гладко] как помост воза. Теща насыпала еще, думает: теперь гость наелся и будет меньше жрать. Ничего не бывало: еще лучше стал уплетать и [Далее начато: миска] выпорожнил миску еще скорее первой. „А, чтобы ты подавился этими галушками!“ подумала голодная теща. Как вдруг тот [тот упал] закашлялся и упал. Кинулись к нему, и дух вон. Удавился».
«Так ему, обжоре проклятому, и нужно!» сказал голова.
«Так бы, да вышло не так. С того времени покою не было теще. Чуть только ночь, мертвец и тащится. Сядет верхом на трубу, проклятый, и галушку держит в зубах. Днем всё спокойно, и слуху нет про него; а чуть ночь, погляди [глянь] на крышу, уже и оседлал, собачий сын, трубу…»
«И галушка [вареник] в зубах?»
«И галушка [вареник] в зубах».