Сорок 2 дня

Я черчу моим ногтем по дереву нашего кухонного стола. Мы купили его в благотворительном магазине за двадцать фунтов, на его поверхности имеются следы от двух потушенных сигарет, но он мне очень нравится. У него есть характер, история, которую он может рассказать.

— Я знаю, ты думаешь, что я глупая, но ты никогда не была с кем-то, кто прикасается к тебе, и ты уже горишь в пламени? Или такое странное ощущение, когда твои кости тают, и в голове звучат колокольчики?

— Нет, — говорит она решительно. — И судя по тому, что это так ослабляет тебя... Нет, спасибо. Мне нравится мое самообладание. Моя способность вовремя сказать «нет» и уйти от ситуации, которая кричит об опасности или предстоящих оскорблениях.

— Разве ты не тоскуешь по Летиции, Билли?

— Да, тоскую, но... — она смотрит на меня многозначительно, — в отличие от тебя я никогда не буду кататься по полу в истерики, тоскуя по ней.

Я опускаю глаза. Однажды, много месяцев назад, когда я впервые покинула страну, я так раскисла, билась на полу в истерики, но как не странно, через какое-то время острая боль прошла. Появление Блейка возбудило во мне вспыхнувшее желание.

— Я могу сказать нет, но я до сих пор скучаю по нему, Билл. Я тоскую по нему до умопомрачения. Даже, если нет никакой надежды, я все еще хочу то, что могу иметь. Я хочу его на любых условиях. Я на самом деле думаю, что не в состоянии противиться этому.

Она намеренно вздыхает.

— Окэй, это твоя жизнь. Когда начнется это представление?

— Завтра.

— Я думаю, что нам не нужна няня на вечер пятницы, да?

Я делаю извиняющиеся лицо.

— Извини. Ты можешь завтра побыть няней?

— В то время как ты будешь соблазнять любовника банкира? Конечно, почему нет. Я надеюсь, что, когда малыш подрастет, он вспомнит, что я сделала для него.

Я улыбаюсь с благодарностью.

Она наполняет два стакана водкой и подталкивает один ко мне.

— За Сораба.

Я не хочу пить, но мы чокаемся, и опрокидываю рюмку. Алкоголь обжигает горло. Я понимаю, что мы ничего не празднуем, ни я, ни Билли. Наши глаза на какой-то миг встречаются, и я вижу, она смотрит на меня неулыбчиво, предупреждающе, что я совершаю ужасную ошибку.

5.

В девять часов на следующее утро я кормлю и купаю Сораба, и нервно проверяю свой мобильный, не разряжен ли аккумулятор, но нет все в порядке и сигнал хороший. В 9:05 раздается звонок от секретаря Блейка, ее голос звучит уверенно и по-деловому.

— Доброе утро, мисс Блум.

— Привет, миссис Арнольд.

— Вам удобно сейчас разговаривать?

— Да.

— Хорошо, — быстро говорит она, и вдруг на секунду замолкает. — Я...э-э... как поживаете?

— Хорошо, спасибо.

— Замечательно. Вы до сих пор принимаете контрацептивы?

— Нет.

— Ох! — Понятно, у нее видно в голове не укладывается, как можно существовать без контрацепции.

И снова ложь легко слетает с моего языка, что я сама удивляюсь себе.

— Я была в Иране, а там не было необходимости в них. Кроме того, их фактически невозможно там купить.

— Я запланирую вам встречу с медсестрой, чтобы она выписала вам новый рецепт.

— Oкэй.

— Далее вы встретитесь с адвокатом, а затем займетесь покупками с Флер, потом — с парикмахером, и в заключении маникюр и эпиляция воском.

Вдруг у меня появляется полное чувство дежа-вю, все повторяется один в один. Определенно, только тогда я была совсем наивной. Глупой. И тот первый поцелуй, который сильно меня поразил, но теперь то я знаю... я «ненужная, нежеланная жажда». Мужчина, который так жаждет меня, одновременно и презирает.

Но потом я подумала, что тогда все же было больше похоже на фантастическое приключение. Романтическую мечту, в которую я рванула двумя ногами, не задумываясь. Все, что мне было известно о нем и его семье, Билли нашла и прочитала в Интернете. Теперь же я знаю намного больше о великом клане Баррингтонов, потому что провела свое собственное расследование, пока сидела в одиночестве, беременная в Иране.

Я знаю к примеру, что существует не менее ста пятидесяти трех видов и подвидов насекомых, которые носят имя Баррингтон, пятьдесят восемь птиц, восемнадцать млекопитающих и четырнадцать растений, в том числе редкая орхидея в виде башмачка, три рыбы, два паука и два вида пресмыкающихся. А также многочисленные улицы по всему миру, и блюда были названы в их честь. Одно я почему-то запомнила — креветки, коньяк и сыр Грюйер на тосте.

Они Медичи двадцать первого века, предлагая покровительство художникам, писателям и архитекторам. Я изучила все дома, которые они пожертвовали людям и те баснословные суммы денег, которые они вложили в развитие повышения уровня и на попечение в университеты, больницы, общественные библиотеки, благотворительные организации, некоммерческие учреждения и археологические раскопки. Но Блейк мне уже тогда объяснил, как очень богатые люди играют в благотворительные игры, в течение длительного периода, крадут миллионы и потом отдают очень мизерную часть в качестве облагаемого налогом подарка.