Сорок дней спустя

Черные тучи закрыли отблески зарева, поднимавшегося там, где когда-то находился областной центр. Вся мужская половина собралась в воспитательской. Теперь атмосфера в сообществе стала иной. Не подавленной, нет. Рабочей. Боевой. Меньше стало шуточек, подначиваний, обычных между друзьями. Исчезли пустые, ни к чему не обязывающие слова – говорили только по делу.

Принесли из медпункта трехлитровую бутыль чистого спирта. Пожалуй, они берегли ее не для повязок и компрессов, а для этого случая. Все налили себе по стопарику. Выпили, каждый думая о своем.

Со стены, как пророк, смотрел Вождь. Для людей, воспитанных на разоблачительных передачках девяностых, он был монстром, пожиравшим младенцев на завтрак. Но для тех, кто собрался в комнате, как и для шестидесяти процентов россиян, он был тем, кто построил великую державу и спас ее от уничтожения «просвещенным Западом».

– Просрали мы ваше наследство, Иосиф Виссарионович, – сказал Владимир генералиссимусу. – Просрали.

Хотел было чокнуться с портретом, но вспомнил, по какому случаю пьют, и быстро опрокинул в себя обжигающую глотку жидкость, не закусывая. Пили за помин души тех, кто не успел закричать, прежде чем рассыпался пеплом. И многих, с кем они начинали, уже можно записать в безвозвратные потери.

Но и собравшиеся в зале многого стоили. Тут не было случайных людей. Костяк ячейки сформировался из однокашников и сослуживцев Богданова, остальные влились постепенно, в процессе. Теперь, на пятом году существования ячейки, остались только проверенные кадры. Отсеялись те, кто впадал в одну из двух крайностей, которые стерегут выживальщика, как Сцилла и Харибда.

С одной стороны, ушли легкомысленные и ленивые, для которых сурвайверство было только шашлыками на природе и беседами о том, «что будет, если завтра…». Богданов называл таких «хоббитами» и понимал, что при реальной катастрофе они или разбегутся, как тараканы, по щелям, или повиснут на группе неподъемным грузом.

С другой стороны, на хрен не нужны были единоличники. Отбирая людей для «инициации», они вводили их в курс дела постепенно, не раскрывая деталей вроде местоположения Гнезда. И многих бывалых отвергли только потому, что вовремя заметили в них кулацкую жилку. Слишком себе на уме те были. Кто думает, что может выжить без команды, пусть отдыхает – решил весь коллектив. Пусть строит персональные землянки в тайге и сидит там хоть до цыганской пасхи. Не нужны такие. Даже золотые руки и голова не перевешивают скрытой в человеке червоточины, которая проявится в самый неподходящий момент. Не хватало еще, чтобы такой «кореш» сбежал ночью, покидав в машину побольше общих продуктов.

Иногда случались проколы, такие как с Семеновым. Но в основном балласта у них в коммуне не было, каждый находился на своем месте. Да и о вопросе совместимости надо было помнить. Совсем без дрязг и разборок не обойтись, но там, где их количество превышает некую критическую массу, не может быть полноценной боевой и хозяйственной команды.

Но Богданов видел, что даже в таком составе сообщество оставалось рыхлым, без внутренних скреп и распорок. Надо было работать над этим. В ситуации ЧП предпочтительней один лидер, а не куча «равных».

* * *

Вместо пафосных речей он поставил на стол старый магнитофон, который обретался в стенах лагеря еще до того, как они сюда заехали.

– Вот, записал в радиоузле.

Он нажал кнопку. Запись была скверной, но позволяла разобрать сообщение, которое безымянный диктор зачитывал хриплым, совсем не левитановским голосом:

– «…в 10:45 по московскому времени… США совершили нападение на нашу страну с применением обычных и ядерных боеприпасов… Уничтожению ядерным оружием подверглись более 1500 населенных пунктов…»

Он выключил магнитофон. В комнате повисла мертвая тишина.

– Дальше можно не слушать. Там список, почти все крупные города. Передают уже третий час на нескольких диапазонах – от ДВ до верхнего КВ. А может, и раньше начали, только нам было не до этого. Похоже, сообразили, что будут помехи, и долбят всей мощностью, на всех передатчиках, какие есть.

– Откуда это? – спросил Артем, его помощник по магазинным делам. В оружии он разбирался как бог, поэтому при всех талантах никем иным, кроме начвора[14], быть не мог.

– Какой-то «чрезвычайный комитет», – объяснил Богданов. – Не разобрал, слышно хреново. Вроде с Урала. Ну и название выбрали, чекисты, ёклмн. Не представляю, кто они и как данные собирали… Что думаете, товарищи?

Сидящие за столом переглянулись.

– К стенке бы их, – подал голос Дэн. – Герои, сука… Моральный дух подрывают. Передатчик мощный, шпарят, поди, на полстраны. Сколько людей петлю затянут или мозги себе вышибут.

– Да уж, – кивнул Богданов, подперев голову руками. – Но мы не такие, верно? Нам от этого мессиджа одна польза. Без него мы не смогли бы правильно оценить ситуацию.

– А что-нибудь кроме списка там есть? – спросил Макс, его замок[15] и второй человек в ячейке, единственный из всех с боевым опытом.