А бывает, что в слово вставляют лишнее «н». Раньше ярким признаком некультурной речи был «инциНдент» вместо правильного «инцидент». В эпоху рыночной экономики шиболетом номер один сделался эпитет «конкурентоспособный». Всмотритесь в это слово, произнесите его по слогам. Не надо тут лишнего «н» после «т»! Когда слышу в публичном выступлении экономиста неправильное «конкурентноспособный», сомневаюсь, что это дельный специалист.
Есть в языке такая невеселая зона — официально-деловая речь. Сухая бюрократическая лексика, стандартные обороты. Но и в этой зоне стоит вести себя культурно, не путать слова и значения. Например, «представить» и «предоставить». Представляет тот, кто просит, а предоставляет тот, кто дает. Вы представили необходимые бумаги — и банк предоставил вам кредит. Председатель собрания предоставляет слово очередному оратору. (Он может попутно и представить оратора публике, то есть познакомить ее с ним, но это уже другое значение глагола.)
Важный шиболет деловой речи — особая форма предложного падежа в сочетаниях «по окончании», «по завершении», «по прибытии». В объявлениях, в казенных бумагах то и дело читаешь: «по окончанию». Это ошибка. Так же, как столь распространенное теперь среди компьютерных «пользователей» форма «по умолчаниЮ». Грамотно все-таки будет — «по умолчании».
Внимательно вслушиваюсь в речи политиков. За кого голосовать на предстоящих выборах в Думу, а потом и на президентских? Я уже решил, что отдам предпочтение тем кандидатам, которые умеют пользоваться частицей «ни» в утвердительном значении: «кто бы это ни был», «где бы я ни был». Увы, таких становится все меньше. «Где бы я нЕ был, вспоминаю родину» — не верю такому неграмотному патриоту, не помнящему норм родного языка.
В троллейбусах, помимо существующего турникета, я установил бы еще звуковое реле. Чтобы войти в салон, надо вслух произнести название транспортного средства. Кто произнесет вульгарное «тролебус», — пусть выходит и добирается автобусом или трамваем… Шучу, конечно. А вот новую радиостанцию «Сити-FM» всерьез хочется пожурить за то, что ведущие ее новостных программ систематически терзают наш слух «тролебусами». Может быть, при приеме на работу стоит попросить радиожурналистов произнести в качестве шиболета несложное слово «троллейбус»?
А главное, конечно, постоянно проверять самих себя. «Врачу, исцелися сам!» Грамотеи знают, что «врАчу» произносится здесь с ударением на первом слоге как старинная форма звательного падежа. Еще один шиболет.
Мечта о русофонии
Две тысячи седьмой год набирает обороты. Но что я слышу? Кое-кто у нас порой безграмотно называет его «двухтыщеседьмым годом». Немедленно прекратите! Извольте правильно именовать хронологический период, который согласно президентскому указу объявлен Годом русского языка.
Как звучит наше слово в мировом масштабе? Вопрос и политический, и культурный, и жизненно важный для тех 288 миллионов жителей планеты, что считают русский язык родным. Смогут ли дети наших бывших сограждан в ближнем зарубежье учиться в русскоязычных школах? Будет ли язык Толстого и Достоевского по-прежнему осваиваться студентами западных университетов? Не уроним ли мы сами престиж русской речи, обращаясь с нею небрежно и невежественно?
Повышенным чувством лингвистического патриотизма всегда обладали французы. Всех носителей своего языка — в Европе, в Африке, в Канаде — они называют «франкофонами», а социально-культурное бытие своей речи обозначают понятием «франкофонии». Даже специальное министерство по этой части у них имеется.
А чем мы хуже? Так подумал я однажды и изобрел термин «русофония». Да! В доказательство могу предъявить известный парижский русскоязычный журнал «Синтаксис», где в 1991 году напечатано эссе, которое так и называлось — «Русофония». Сочинил его в Цюрихе, где преподавал русскую литературу. Тогда наши богачи еще не оккупировали Швейцарию, и никто не мог предвидеть, что всего через десяток лет продавцам дорогих ювелирных магазинов на Банхофштрассе придется выучить выражение «Добро пожаловать», чтобы приветствовать самых расточительных покупателей в мире. За дверями университета русская речь в ту пору не слышалась, и, разлученный с нею, я начал лелеять мечту о русофонии. Приехав читать лекцию в Сорбонну, показал свое эссе создателям «Синтаксиса» — Марии Розановой и Андрею Синявскому. Помню, Синявский, увидев само название, оживился и заулыбался: уж он-то был отъявленный «русофон»: читал лекции студентам только по-русски и, живя в Фонтене-о-Роз, делал вид, что по-французски не разумеет.