Сорок истин

Она горько усмехнулась и поморщилась, оттого что что-то на столе укололо ее в лопатку, но, закрыв глаза, продолжала лежать. Будто если поднимется, то произойдет что-то непредсказуемое и ужасное, что развеет и без того ускользающее чувство нужности и важности… хоть и такое сомнительное, ведь это только мужская похоть и ее неподдающаяся объяснению слабость перед этим мужчиной.

От мрачной задумчивости Ульяна не заметила, как Барховский вернулся. Только когда почувствовала прохладные пальцы на своем запястье, открыла глаза и посмотрела ему в лицо.

— Поднимайся, — произнес он и уверенно потянул ее на себя.

Ульяна с неохотой подалась вперед и поморщилась, когда что-то отпало от кожи спины на стол.

— Скрепка, — сухо прокомментировал Барховский и протянул ей белье.

Ульяна смущенно забрала бюстгальтер и трусики, соскользнула со стола и надела их. Рубашки не оказалось рядом.

— Больше не прячься от меня, — привычно указывающим тоном сказал он и протянул ей рубашку. В глаза не смотрел, но вовсе не был смущен, как она, скорее, равнодушен.

«Чего он еще хочет от меня? — разочарованно нахмурилась Ульяна. — Продолжения? Он думает, я буду бежать к нему по первому зову?!»

— Я не терплю отказов, — отворачиваясь, добавил он.

На это она беззвучно рассмеялась. Но внутри уже грызло уязвленное самолюбие. Как бы унизительно ни было, но Ульяна все же допустила эту горькую мысль: «Я стала подстилкой».

Это вернуло ее на землю. Из тела улетучились малейшие признаки только что испытанного удовольствия, а из сознания — лишние иллюзии. Она почувствовала себя опустошенной.

— Тогда, может, ради приличия, пригласите меня на свидание? — с плохо скрытым сарказмом произнесла она, накидывая рубашку.

— Я не романтик, — отходя к своему креслу, ответил Кирилл, чувствуя, что желание каких-либо дальнейших встреч с Исаевой начинает испаряться, освобождая его от навязчивых мыслей.

Ульяна оглянулась и посмотрела на мужчину. Будто ничего и не произошло: он снова выглядел свежим, собранным и хладнокровным. Даже рубашку не помял. А она растрепанная, жалкая и униженная… Но и это ощущение не позволило ей уронить лицо.

— Сегодня в обед произошло сплошное недоразумение, о котором вам больше не стоит волноваться, — прохладно-деловым тоном и с чувством собственного достоинства заговорила она. — Я наговорила много лишнего, прекрасно это сознаю. Прошу меня извинить, это больше не повторится.

Барховский лишь повел плечами, разминая затекшую шею, будто это его вовсе не трогало и, бесцеремонно склонившись над столом, стал просматривать что-то на ноутбуке.

Ульяна одернула юбку. Пуговицы рубашки не попадали в петельки. Руки дрожали то ли от слабости, то ли от надвигающихся слез. «Лучше бы от слабости, — подумала она. — Ты не посмеешь плакать из-за того, что позволила себе так опуститься. Ты сама виновата. Нечего сопли разводить!»

— Ужин завтра в семь, — после долгого молчания с одолжением выдохнул Барховский и пригладил пятерней волосы на макушке. — За тобой заедут.

— Я не голодная, — бесстрастным тоном сумела произнести она, откинула голову назад и стала заправлять рубашку в юбку.

«Что я делаю здесь? Почему это снова случилось? — она тряхнула головой и в полумраке пригляделась к полу: где-то тут лежали ее колготки и туфли. — Зачем опять на те же грабли? И ведь сегодня я совершенно трезвая! Так какого черта ты делаешь, Улей?!»

Когда она сунула ноги в туфли, Барховский прошел к двери и недвусмысленно раскрыл ее шире.

«Это — пошла вон? Как унизительно! А чего ты от него ждала? Это же просто секс!»— с какой-то тяжелой смиренностью подумала Ульяна, скомкала колготки в кулаке и, не взглянув на мужчину, прошла к двери.

— Расслабьтесь, свидание с вами — пытка, — со всей доступной непринужденностью обронила она на пороге, — хотела посмотреть на вашу реакцию.

— Удовлетворена? — хмыкнул он, похоже, не особо впечатленный.

— Порадовали, — ухмыльнулась она. — Терпеть не могу розовые сопли!

— Ужин не отменяется, — донеслось до нее, когда она отвернулась.

— Ошибаетесь, — лениво оглянулась Ульяна и посерьезнела. — Извинения приняты? Медицинские услуги оплачены?

Кирилл лишь сурово вытянулся и прищурил глаза на явно саркастичный тон, но не ответил. «Так это была благодарность? Какого рожна она устроила этот цирк?!»

У него и мысли не было помогать ей в счет такой расплаты. Это был его человеческий долг. Он прекрасно помнил, как Белла перенесла пневмонию, как были испорчены новогодние праздники, как он не отходил от дочери ни на шаг, сам валясь от слабости. Исаева выглядела такой же обессиленной и беззащитной. А теперь она выставила его полным мерзавцем, хотя прекрасно знала, чего он хочет от нее, и соглашалась на это.

От жгучей досады прожгло легкие. Удовольствие от секса потеряло краски. «Чего от женщин можно еще ожидать? И эта уж точно вне всякой логики!»— мысленно фыркнул он, буравя ее ледяным взглядом.