Сорок из Северного Далласа

Глухой рёв водоворотов в ваннах, завывающая музыка, доносящаяся из поиемника массажиста, то и дело прерываемая треском помех, громкие голоса игроков, что-то кричащих друг другу, и непрерывное движение — сюр в чистом виде, да и только.

Это было место, где гасили одни чувства и возбуждали другие. Комната, в которой почти зримо присутствовали ярость, боль и страх. Физическую боль глушили болеутоляющими средствами, успокаивали наркотиками, а через поры, открывающиеся после разогревания и массажа, выходила ярость. Воздух пульсировал неукротимой человеческой энергией.

Обе ванны были заняты. Я подошёл к шкафчику с медикаментами. Он был заперт.

— Эй, Эдди! — позвал я массажиста Эдди Рэнда.

— Ну? — Эдди поднял голову, оторвавшись от наполовину забинтованного голеностопа.

— Мне нужны таблетки, — сказал я. — Кодеин номер четыре. — Минутку. — Он снова принялся за голеностоп.

— Да брось мне просто ключи, — сказал я.

— На прошлой неделе бросил одному — потом пришлось брать рецепты и заново получать все лекарства.

— Ну-ну. — Я принялся танцевать под песню Лоретты Линн, звучащую из приёмника и постоянно прерываемую помехами.

— Классная певица, — сказал я Рэнду, не прекращая танца.

— Кто? — Рэнд вытащил из кармана связку ключей и искал нужный.

Я кивнул в сторону радио. Рэнд покачал головой.

— Мне встречалось немало игроков со странностями, Филип, сказал он, отпирая шкафчик, — но ты, вне всякого сомнения, превосходишь… чёрт побери, прекрати дурацкую пляску! Сколько тебе?

— Чтобы до воскресенья хватило. Перед игрой я снова к тебе подойду. — Я протянул руку, он положил мне на ладонь пакетик с двадцатью таблетками кодеина номер четыре.

Одна из ванн освободилась. Я положил таблетки на полку, снял майку и опустился в горячую бурлящую воду. Нервные окончания стали понемногу успокаиваться, смягчались растяжения и прочие травмы, давние и недавние, но тупая боль в нижней части спины не уходила.

— Привет, парни! — появился в дверях Конрад Хантер.

Он был владельцем футбольного клуба. Десять лет назад он заплатил за него полмиллиона долларов. Сейчас цена превышала тринадцать миллионов. Штаб-квартира «КРХ Холдинг, Инкорпорейтед» находилась на тринадцатом этаже небоскрёба в центре города. Большая цифра «13» на дверях его компании показывала, что Конрад не суеверен. Имея двести миллионов долларов, он мог себе это позволить.

Конрад Хантер относился к своей команде, как к семье. Во время тренировочных сборов пятеро его детей жили на одном этаже с ветеранами команды. После двух лет пребывания в команде игрок автоматически становился членом семьи — но ни одному из игроков, чем-то не угодивших Конраду или кому-то из его детей, не удавалось дотянуть до этого срока. Я заслужил это право несколько лет назад, однако всячески старался не пользоваться семейными привилегиями. Я предпочитал взбираться на этаж выше и жить вместе с новичками, чем рядом с его детьми, страдающими манией величия. Я часто видел, как они подслушивали у дверей, чтобы передать затем новости своему отцу.

Я играл в футбол тогда и там, когда и где этого хотел Конрад Хантер. Это было делом моей жизни. Но порой меня удручала мысль, что дело моей жизни — принадлежать пятидесятилетнему набожному католику и мультимиллионеру, обожающему бродить по раздевалкам.

— Привет, Фил! — Конрад подошёл к моей ванне. На нём был белый, без единого пятнышка тренировочный костюм и новые адидасовские кроссовки. — Как спина?

— Отлично, Кон, — ответил я. — Никогда не чувствовал себя лучше.

Он кивнул и несколько раз подпрыгнул на носках.

— Не пробовал такие? — спросил он, показывая на новые кроссовки.

Я покачал головой.

— Подарок Билла Бобертса из «Адидас». — Он сделал несколько боковых движений, проверяя сцепление зелёно-белых кроссовок с полом. — Лёгкие. Плотно обхватывают ногу. Попробуй как-нибудь.

Я кивнул.

— Ты здорово играл в прошлое воскресенье. Я гордился тобой. Даже сегодня утром, по дороге в церковь, дети говорили о твоём потрясающем перехвате. — Конрад с семьёй ежедневно ходил к причастию.

— Эммет звонил сегодня утром из Чикаго, — продолжал Конрад. — По-моему, он собирается жениться.

— Прекрасно, — сказал я. — Прекрасно.

Эммет Джон Хантер был на пятнадцать лет моложе своего брата Конрада. По-отцовски Хантер — старший прощал Хантеру — младшему его промахи, его провалы. Эммет был жирным и неприятным. Его исключали по очереди из каждого колледжа на Среднем Западе.

Наконец ему удалось закончить вечерние курсы по управлению коммерческой деятельностью. В награду за это Конрад назначил Эммета президентом клуба.

— Ты нравишься Эммету, — сказал Хантер. — Да и мы с детьми любим тебя. Почему бы тебе не подумать серьёзно о том, чтобы остепениться и всё же стать членом нашей семьи?

— Ты хочешь, чтобы я женился на Эммете?

— Боюсь, он слишком влюблён в Джоанну, — засмеялся Конрач Левушка Эммета нравилась Конраду, и он гордился выбором младшего брата.

— Это чудесная девушка, — продолжал Конрад. — Ты, кажется, знаком с ней?

Я кивнул.