Читаем Сорок лет среди грабителей и убийц полностью

Часы пробили половину двенадцатого, оставалось мало времени до закрытия заведения, и М. перестал надеяться получить какие-либо сведения о Гребенникове, как вдруг его внимание приковал донесшийся до него разговор.

— Выпил, братец ты мой, он три рюмки водки, закусил балыком и кидает мне на выручку золотой. «Получите, — говорит, — что следует». Взял я это в руки золотой, да больно уж маленьким он мне показался. Поглядел — вижу, что не по-нашенски на нем написано. «Припасай, — говорю, — шляпа, другую монету, а эта у нас не ходит». — «Сейчас видно, — говорит он мне, — что вы человек необразованный, во французском золоте ничего не смыслите!» Золотой-то назад взял и «канареечную» мне сунул. Ну, я ему сорок копеек с нее и сдал. А самому-то за эти слова обидно стало, ну вот я и говорю ему: «Давно ли вы, Петр Петрович, форсить в цилиндрах стали? По вашей роже и картуз впору. Видно, у факельщика взяли, да траур снять позабыли…» Это я про черную ленту на шляпе. Ну а он: «Серая необразованность», — говорит, да и стречка дал. Конфузно, видно, стало! — заключил буфетчик, обращаясь к стоявшему у прилавка испитому человеку в фуражке с чиновничьей кокардой, как видно, своему доброму приятелю.

М. дождался закрытия трактира и подошел к буфетчику. Объявив ему, кто он такой, М. расспросил о приметах человека в цилиндре. На основании этих примет М. сделал твердый вывод, что утренний посетитель был не кто иной, как Гребенников. От того же буфетчика агент узнал, что утром в трактире была любовница Гребенникова Мария Кислова. Заручившись адресом Кисловой и объявив буфетчику, что в случае прихода Гребенникова он должен быть немедленно арестован, как подозреваемый в убийстве, М. отправился к любовнице Гребенникова, но застал дома только ее подругу. Подруга сообщила, что Кислова не являлась домой с восьми часов вечера (был уже второй час ночи). Сделав распоряжение о немедленном аресте Гребенникова и Кисловой, если они явятся сюда ночевать, М. оставил квартиру под наблюдением двух опытных агентов и отправился в публичные дома искать Гребенникова.

* * *

В течение целой ночи агенты докладывали мне о своих поисках, пока безрезультатных. Явился и агент М. Выслушивая его доклад, я все более и более убеждался, что сегодня Гребенников будет в наших руках.

Я приказал М. и еще нескольким агентам наблюдать за трактиром «Избушка». Другие агенты отправились караулить квартиру любовницы Гребенникова. Еще двенадцати агентам я поручил следить за всеми трактирами по Знаменской и прилегающим к ней улицам.

Около семи часов утра, когда открываются трактиры, агент Б. и два его товарища явились на Знаменскую улицу. Пойти прямо в «Избушку» и ждать там прихода Гребенникова или его любовницы Б. не решился из опасения, что кто-либо из знакомых Гребенникова, узнав Б., может предупредить преступника, что в трактире его ждут. Б. решил наблюдать за «Избушкой» из окон находившейся напротив портерной лавки. Портерная, однако, еще не была открыта. Агенты стали прогуливаться в отдалении, не выпуская из глаз трактир. Когда портерная открылась, Б. сел за столик у окна, делая вид, что читает газету, но не спуская глаз с «Избушки». У другого окна поместился еще один агент. Прошел час, другой…

Приказчик начал недоверчиво посматривать на этих двух немых посетителей. Спустя два часа в портерную вошел М., а затем другой агент, явившийся на смену первым двум. Это дежурство посменно продолжалось до вечера.

На колокольне Знаменской церкви ударили ко всенощной… Вдруг со вторым ударом колокола один из дежуривших вскочил как ужаленный и бросился к выходу. К «Избушке» медленно подходил высокий мужчина в сером цилиндре с трауром. Только он занес ногу на первую ступень лестницы, как неожиданно получил сильный толчок в спину, заставивший его схватиться за перила. Гребенников — это был он — в первый момент растерялся. Этим воспользовался Б. и обхватил его. Гребенников рванулся изо всех сил и освободился. Почувствовав себя на свободе, он бросился вперед, но сейчас же попал в руки Б. Два агента пришли на помощь Б. и схватили Гребенникова. Видя, что сопротивление невозможно, Гребенников перестал вырываться, но произнес с угрозой:

— Какое вы имеете право нападать на честного человека средь бела дня, точно на какого-нибудь убийцу или вора? Прошу немедленно возвратить мне свободу, иначе я тотчас буду жаловаться прокурору! Не на такого напали, чтобы вам прошло это даром. Вы ошиблись, приняли, вероятно, меня за кого-либо другого. Покажите бумагу, разрешающую вам меня арестовать.

— Причину ареста узнаешь в сыскном отделении! — проговорил в ответ Б., вместе с другим агентом крепко держа за руки Гребенникова.

Агенты остановили проезжавшую мимо карету и повезли арестованного в отделение. Гребенников всю дорогу выражал негодование по поводу ареста и угрожал жаловаться самому министру на своеволие полиции. У него оказались золотые часы покойного князя Аренсберга и несколько французских золотых монет.

Таким образом, к вечеру второго дня после обнаружения преступления оба подозреваемых были уже в руках правосудия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Слово сыщика

Старый пёс
Старый пёс

Воин не бывает бывшим.Семнадцать лет прожил он в добровольном изгнании, спрятавшись от людей после страшной семейной трагедии. Но пришло время, и новый вызов заставил Сергея Ушакова, сильного и жёсткого опера, вернуться в мир. Чудовищным образом убит друг детства, из квартиры которого похищена ценнейшая коллекция. Пропала внучка друга. Кем-то вскрыта могила жены Ушакова. Киллер, сидящий на пожизненном, преспокойно ходит по городу. Кто-то неотступно следит за каждым шагом опера, непонятная угроза буквально висит в воздухе. И всё это — только начало в цепи безумных событий, закрутившихся вокруг него. Вдобавок мир за прошедшие годы абсолютно изменился, отшельнику очень непросто привыкнуть к новым московским реалиям…

Александр Геннадиевич Щёголев , Александр Геннадьевич Щёголев , Андрей Георгиевич Виноградов

Детективы / Проза / Прочие Детективы / Современная проза
Путилин и Петербургский Джек-потрошитель
Путилин и Петербургский Джек-потрошитель

Были ли у нас свои Шерлоки Холмсы, настоящие сыщики-полицейские с большой буквы? Конечно же, были! И среди них первое место по праву принадлежит гению русского сыска Ивану Дмитриевичу Путилину (1830–1893). Вошедшие в легенду приключения Путилина — русского Шерлока Холмса — были описаны в книгах Романа Лукича Антропова, творившего под псевдонимом Роман Добрый. В них, так же как и в зарубежной шерлокиане, повествование ведется от лица друга Путилина — доктора, который помогает расследовать дела. На страницах сборника повестей Романа Доброго читатель сталкивается и с бытовыми уголовными преступлениями, и с более изощренными криминальными сюжетами: здесь и кровавые убийства, и спруты-евреи, ведущие тайные дела, и пропавшие завещания, и роковые красавицы, и мошенники под видом призраков, и многое другое…

Роман Добрый , Роман Лукич Антропов

Детективы / Классические детективы

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное