Сорок монет (роман и повести)

— Соберите народ вот сюда, под окно, — приказал он солдатам.

Переводчик подвел Заман-шахира к окну, отдернул штору и опустил стекло. В лицо шахира пахнул степной свежий ветер, ударил в уши разноголосый крик толпы, с изумлением увидавшей в вагоне англичан Заман-шахира с белыми глазами.

Заман-шахир спокойно вытянул руку, призывая к тишине, вскинул голову и звучным, твердым голосом стал читать свои новые стихи.

Капитан слушал, сидя в кресле, положив ногу на ногу, крутя в руках инкрустированную трость, и пристально наблюдал за шахиром. Он понимал только отдельные слова: «Индия», «Иран», «Афганистан», часто повторяющееся слово «большевик», которое, как показалось капитану, слепой, но теперь уже, видимо, прозревший поэт произносил с особенной яростью.

— «Молодец! — радовался капитан. — Все-таки послушался, сочинил по тому плану, как я ему сказал. Сначала о расцвете Индии, Ирана под владычеством нашим, а потом об этом ужасе большевиков».

В тщеславном восторге он перевел глаза на переводчика и удивился — почему тот так таращит глаза и бледнеет?

А тот вдруг грубо оттолкнул Заман-шахира от окна, быстро поднял стекло и задернул штору. За окном раздался бурный восторженный вопль толпы:

— Заман!.. Заман-шахир!.. Да продлятся дни твои!..

Капитан вскочил, как встревоженный зверь, и злобно спросил переводчика:

— О чем он читал?

В это время поезд дрогнул и застучал колесами. Двинулась и толпа за окном. Она шла рядом с вагоном и радостно и горестно кричала:

— Заман! Заман-шахир!..

— Этот негодяй, — сказал переводчик, — читал о рабстве и нищете Востока под владычеством Британской империи и славил большевиков, которые будто бы несут всем народам свободу и счастье.

— Так почему же вы сразу не остановили его?

— Да я… я просто растерялся от такой наглости!

— Э!

Капитан презрительно посмотрел на иранца, побелевшего от страха, и устремил свинцовый взгляд на Заман-шахира. Тот стоял возле окна и ждал смерти.

Капитану захотелось с размаха ударить тростью по этому неподвижному лицу с загадочными белыми глазами, но он удержался и приказал:

— Пристрелить и выбросить!

Переводчик нажал на стене кнопку. Вошли два индуса: один — молодой, новобранец, лет двадцати двух, другой — постарше, лет тридцати восьми.

Иранец повторил приказ капитана.

Индус-новобранец глянул на суровое, как бы окаменевшее лицо поэта, и вдруг острая боль сжала его сердце. Он вспомнил отца, которого чем-то очень напоминал этот человек. Отец его, бедный старик, не мог уже работать, и его единственному сыну, вот этому самому новобранцу, чтоб не умерли с голода отец, мать и сестры, пришлось продаться в английскую армию.

Индусы схватили за руки Заман-шахира и провели на площадку вагона. Открыли дверь. Ворвался упругий ветер. Заман-шахира поставили на край тамбура лицом в ночную степь.

Индус-новобранец положил сзади руку ему на плечо. Другой — постарше — расстегивал кобуру пистолета. Когда, он щелкнул, взводя курок, новобранец со всей силой толкнул Заман-шахира.

Заман-шахир, пролетев по воздуху, ударился о песок железнодорожной насыпи и кубарем покатился куда-то вниз. Вслед провизжала запоздалая пуля.

7

Через неделю, двадцать третьего мая, вечером возле чайханы собралось множество народу — старики, молодежь, а в чайхане сидели на полу и стояли у стен люди с винтовками и саблями, с пулеметными лентами. Утром они выбили англичан и белогвардейцев из Мары и теперь веселились, отдыхали в чайхане.

Возле буфетной стойки стоял Шаады. Его роль официанта кончилась. Он был теперь в гимнастерке, с красной звездой на папахе и под хохот всей чайханы рассказывал, как капитан Китс хотел сделать Заман-шахира певцом Британской империи.

Заман-шахир, покачивая головой, улыбался.

— Заман-шахир! Прочти, прочти эти стихи! — закричал народ и в чайхане и на улице.

Заман-шахир встал и прочитал стихи, которые уже многие знали наизусть.

1949

ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ

Абу-Али Ибн-Сина (980—1037) — великий ученый, философ, врач и поэт, широко известный в Европе под именем Авиценны.

Ага — почтительное обращение к старшему мужчине.

Азади Довлетмамед (1700–1760) — туркменский поэт и ученый.

Аксакал — седобородый, почтительное обращение к старикам.

Алили, гоклены, иомуды, языри — туркменские племена.

Арпаган — степной кустарник.

Батман — мера веса, равная шестнадцати килограммам.

Бахры-Хазар — так называли Каспийское море.

Бахши — певец, сказитель.

Букча — матерчатая сумка, с которой раньше дети ходили учиться.

Валла — клянусь аллахом.

Векил — посланник шаха, начальник отряда сборщиков, по-, датей.

Гельнедже — жена старшего брата.

«Гёр-оглы» («Кёр-Оглы») — тюркоязычный эпос.

Гохерт — дикий верблюд. Так называют грубого человека.

Гуля'ка — женское украшение.

Диван — сборник произведений.

Дайханин — крестьянин, земледелец.

Дарак — инструмент ковровщицы.

Дервиш — мусульманский странствующий монах-аскет, нищий.

Джейхун — так прозвали арабы реку Амударью; что означает коварная и мутная.

Дутар — щипковый народный музыкальный инструмент.

Дэв — мифическое чудовище.

Зиндан — подземелье, темница, тюрьма.

Земзен — степной варан.

Ишлекли — пирог с мясом.