Сорок пять

— О, на этот раз я не ошибся, — прошептал Анри, — я совершенно хладнокровен, зрение мое не мутится, мысли не путаются, никаких видений у меня нет. А между тем то же самое явление повторяется, и, кажется, в одном из этих путников я узнаю Реми, слугу из дома в предместье. Нет, не хочу дольше оставаться в неизвестности, надо немедленно все выяснить.

Приняв это решение, Анри встал и пошел по главной улице по следам обоих путешественников. Но потому ли, что они уже зашли куда-нибудь, или потому, что они пошли другим путем, Анри их нигде не обнаружил. Он устремился к городским воротам. Они были уже заперты.

Расспрашивая, Анри обошел все гостиницы, и наконец кто-то сказал ему, что видел, как два всадника подъехали к захудалому постоялому двору на улице Бефруа.

Дю Бушаж поспел туда, когда хозяин уже собирался запереть дверь. Мигом учуяв в молодом приезжем знатную особу, хозяин стал предлагать ему ночлег и всяческие услуги. Анри тем временем зорко всматривался в глубь передней. При свете лампы, которую держала служанка, ему удалось увидеть Реми, поднимавшегося по лестнице. Спутника его он не увидел: по всей вероятности, тот, пройдя вперед, уже исчез из поля зрения.

Дойдя до самого верха, Реми остановился. На этот раз граф его определенно узнал: он невольно вскрикнул, и Реми обернулся на его голос.

Анри увидел его лицо с характерным шрамом, уловил его тревожный взгляд, и у него уже не оставалось никаких сомнений. Слишком взволнованный, чтобы немедленно принять решение, он удалился; сердце его тягостно сжималось: он спрашивал себя, почему Реми покинул свою госпожу и почему один едет по той же дороге, что и он.

Мы сказали “один”, потому что Анри сперва не обратил никакого внимания на второго всадника. Мысли его словно перекатывались из бездны в бездну.

На другой день Анри поднялся спозаранку, рассчитывая встретиться с обоими путниками в ту минуту, когда откроют городские ворота; он остолбенел, услышав, что ночью двое неизвестных просили у губернатора разрешения выехать из города и что, вопреки обыкновению, для них тотчас же отперли ворота.

Таким образом, они выехали около часу пополуночи и выгадали целых шесть часов. Анри нужно было наверстать потерянное время. Он пустил своего коня галопом, в Монсе настиг путников и обогнал их.

Он снова увидел Реми, но теперь тот должен был стать колдуном, чтобы узнать его: Анри переоделся в солдатское платье и купил другую лошадь.

Тем не менее бдительному слуге почти удалось перехитрить Анри — на всякий случай Реми шепнул что-то своему спутнику, и тот успел отвернуть лицо, которого Анри не увидел и на этот раз.

Но молодой человек не сдался. В первой же гостинице, где нашли приют путешественники, он принялся расспрашивать, и так как расспросы сопровождались тем, против чего трудно устоять, он в конце концов узнал, что спутник Реми был совсем молодой человек, очень красивый, но очень грустный, очень умеренный в пище и никогда не жалующийся на усталость.

Анри вздрогнул. У него внезапно блеснула мысль.

— Не женщина ли это? — спросил он.

— Возможно, — ответил хозяин гостиницы. — Сейчас здесь проезжает много женщин, переодетых мужчинами, в таком виде им легче попасть во Фландрскую армию к своим любовникам. Нам же, хозяевам гостиниц, полагается ничего не замечать, вот мы и не замечаем.

Это объяснение было для Анри тягчайшим ударом. Разве не было вполне возможным, что Реми сопровождает свою переодетую в мужское платье госпожу?

В таком случае — если это было правдой — Анри это ничего хорошего не сулило.

По всей вероятности, как и говорил хозяин гостиницы, неизвестная дама ехала во Фландрию к своему любовнику. Стало быть, Реми лгал, говоря о непреходящей печали незнакомки; стало быть, он измыслил небылицу о вечной любви, повергшей его госпожу в неизбывную скорбь, — измыслил для того, чтобы избавиться от человека, назойливо следившего за ними обоими.

— Ну что ж, — говорил себе Анри, для которого такое предположение было куда мучительней прежнего отчаяния, — ну что ж, тем лучше! Настанет минута, когда я смогу подойти к этой женщине и обвинить ее во всех ухищрениях, которые низводят ее, занимавшую такое высокое место в моих мыслях и сердце, на уровень самых посредственных представительниц ее пола. Тогда я, считавший ее существом почти божественным, увидев вблизи эту блестящую оболочку самой вульгарной души, — я, может быть, упаду с высот своих иллюзий, с высот своей любви.

И юноша рвал на себе волосы при мысли, что он может лишиться и той любви, и тех мечтаний, которые его убивали, ибо справедливо говорят, что умерщвленное сердце все же лучше опустошенного.

Как мы уже сказали, он опередил их и, все время раздумывая о том, что повлекло во Фландрию в одно время с ним этих двух человек, ставших необходимыми для его существования, увидел наконец, что и они въезжают в Брюссель.

Мы уже знаем, как он продолжал следить за ними.

В Брюсселе Анри собрал самые достоверные сведения о кампании, предпринятой герцогом Анжуйским.