Сорок пять

– Вот потому-то меня и пытаются поссорить с женой так основательно, чтобы я потребовал развода. Нет жены, – понял теперь, Шико, – нет и приданого, нет тем самым и трехсот тысяч экю, нет крепостей, нет – самое главное – Кагора. Это неплохой способ избавиться от необходимости сдержать данное слово, а мой братец Валуа весьма искусно расставляет подобные западни.

– А вам бы очень хотелось заполучить эту крепость, не правда ли, сир? – спросил Шико.

– Конечно, ведь в конце-то концов что представляет собой мое беарнское королевство? Несчастное маленькое княжество, которое жадность моего зятя и тещи до того обкорнала, что связанный с ним королевский титул звучит насмешкой.

– Да, в то время как Кагор в составе этого княжества…

– Кагор стал бы моим крепостным валом, оплотом моих единоверцев.

– Так вот, дорогой сир, плакал ваш Кагор, ибо, разведетесь вы с госпожой Маргаритой или нет, король Франции никогда вам его не передаст, разве что вы взяли бы его сами…

– О, – вскричал Генрих, – да я бы и взял его, если бы он не был так сильно укреплен и мне не была так ненавистна всякая война.

– Кагор неприступен, сир, – сказал Шико.

Генрих словно заключил свое лицо в броню непроницаемого простодушия.

– О, неприступен, неприступен, – сказал он, – но если бы у меня было войско, которого я не имею!..

– Послушайте, сир, мы с вами ведь не собираемся вести друг с другом сладкие речи. Вы сами знаете, гасконцы народ откровенный. Чтобы взять Кагор, где командует господин де Везен, надо быть Ганнибалом или Цезарем, а ваше величество…

– Ну, что же мое величество? – спросил Генрих с насмешливой улыбкой.

– Ваше величество сами признали, что воевать не любите.

Генрих вздохнул. Взор его, полный меланхолии, вдруг вспыхнул огнем, но, подавляя этот невольный порыв, он погладил загорелой рукой свою темную бороду и сказал:

– Это правда, я никогда еще не обнажал шпаги и никогда не обнажу. Я соломенный король и человек мирных наклонностей. Однако, по странной противоречивости натуры, я люблю, Шико, поговорить о военном деле: это уж у меня в крови. Мой предок – святой Людовик – имел счастье, будучи воспитанным в благочестии и кротким от природы, при случае ловко метать копье и смело орудовать мечом. Поговорим, Шико, если не возражаешь, о господине де Везене, который может сравняться и с Ганнибалом и с Цезарем.

– Сир, простите меня, – сказал Шико, – если я вас не только обидел, но и обеспокоил. Я сказал вам о господине де Везене лишь для того, чтобы в самом начале погасло пламя, которое, по молодости лет и неопытности в делах государственных, могло вспыхнуть в вашем сердце. Видите ли, Кагор так защищают и охраняют потому, что это ключ ко всему югу.

– Увы! – сказал Генрих, вздыхая еще глубже. – Я хорошо это знаю!

– Это, – продолжал Шико, – и богатая территория, и одновременно – безопасное жилье. Обладать Кагором, значит, иметь хлебные амбары, погреба, полные сундуки, гумна, жилые дома и связи. Кто обладает Кагором, за того все, кто им не обладает, – против того все.

– Э, помилуй бог, – пробормотал король Наваррский, – вот я и хотел обладать Кагором так сильно, что сказал моей бедной матушке сделать из него одно из условий, sine qua non 15, нашего с Маргаритой брака. О, смотри-ка, я заговорил по-латыни! Кагор был приданым моей жены, мне его обещали, я должен был его получить.

– Сир, быть должным и платить… – заметил Шико.

– Ты прав, задолжать и расплатиться – две различные вещи, друг мой. Так что, по-твоему, со мной так и не расплатятся.

– Боюсь, что так.

– Черт побери! – произнес Генрих.

– И, говоря откровенно… – продолжал Шико.

– Ну?

– Говоря откровенно, это будет правильно, сир.

– Правильно? Почему, друг мой?

– Потому что вы, женившись на принцессе из французского дома, не сумели выполнить свое ремесло короля, не сумели добиться, чтобы вам сперва выплатили приданое, а затем передали крепости.

– Несчастный! – сказал Генрих с горькой улыбкой. – Ты что же, забыл уже о набате Сен-Жермен-л'Оксерруа. Сдается мне, что любой новобрачный, которого намереваются зарезать в его брачную ночь, станет больше заботиться о спасении жизни, чем о приданом.

– Ладно! – сказал Шико. – Ну, а после?

– После? – спросил Генрих.

– Да. Сейчас у нас, кажется, мир. Так вот, надо было вам воспользоваться мирным временем и заниматься делами. Надо было – простите меня, сир, – не ухаживать, а вести переговоры. Это не столь занятно, я знаю, но более выгодно. Я говорю так, имея в виду не только ваши интересы, но и интересы короля, моего повелителя. Если бы в лице Генриха Наваррского Генрих Французский имел сильного союзника, он был бы сильнее всех, и если допустить, что католиков и протестантов могут объединить общие политические интересы, хотя бы потом они снова начали спорить по вопросам религии, католики и протестанты, то есть оба Генриха, привели бы в трепет все и вся.