Читаем Сорок пятый полностью

 Как это важно, когда, взваливая на плечи подчиненному порой нелегкую ношу, говоришь с ним при этом не приказным языком, а доверительно, по-человечески. «Товарищ Петров, ваша задача такая-то. Это, мы знаем, нелегкая и ответственная задача. Но я надеюсь, товарищ Петров, что именно вы эту задачу выполните, я знаю вас я с вами не первый день и не первый год воюю. Ну, а кроме того, помните, что вы можете всегда в трудную минуту рассчитывать на мою поддержку. Хотя я уверен, что вы справитесь и без этой поддержки. Вы должны к исходу дня выйти туда-то и овладеть тем-то. Справа от вас будет действовать Николай Павлович, а слева — Алексей Семёнович. Это люди, которые вас не подведут, вы это знаете не хуже меня. Так что жмите вовсю, без излишнего беспокойства за свои фланги».

 Я не пытаюсь восстановить здесь в точности какой-то конкретный разговор, а говорю лишь о стиле обращения к подчиненному, который был характерен для таких вое начальников, как Рыбалко. Повторяю при этом, что этот стиль отнюдь не исключал самой жесткой требовательности.

 Таков был Павел Семёнович Рыбалко. К его боевым делам я ещё не раз буду возвращаться по ходу своего повествования. Здесь лишь добавлю несколько штрихов к его портрету.

 После войны, когда мне в роли главнокомандующего Сухопутными войсками пришлось вновь работать вместе с Рыбалко, командовавшим тогда нашими бронетанковыми войсками, я ещё раз утвердился в своем высоком мнении об этом человеке.

 Армия осуществляла переход на мирное положение. На своем новом весьма ответственном посту Рыбалко должен был решать многие задачи, суммировать весь бое вой опыт, накопленный бронетанковыми войсками за годы войны, наметить планы развития этих войск в мирное время с перспективой на будущее, правильно разработать всю техническую политику в области танкостроения. И тогда я видел в Рыбалко талантливого, проницательного и твердого военачальника.

 Командующий бронетанковыми войсками Советской Армии — последняя должность Рыбалко. Он умер, находясь на этом посту, умер в расцвете сил, и это была тяжелейшая утрата не только для всех его боевых товарищей, но и для всех наших Вооруженных Сил.

 ...Решение отказаться от окружения Силезской группировки врага дало свой эффект. Под сильным натиском советских войск с фронта, опасаясь глубокого обхода, гитлеровцы вынуждены были поспешно ретироваться в оставленные нами для этого ворота.

 К 29 января весь Силезский промышленный район был очищен от противника и захвачен целым и неразрушенным. Многие предприятия, когда мы ворвались туда, работали на полном ходу и в дальнейшем продолжали работать и выпускать продукцию.

 Немецко-фашистские войска понесли серьёзные потери уже в те дни, когда пытались оторваться от нас и выходили из промышленного района в оставленный нами коридор. Но главный урон им был причинен, конечно, после выхода, на открытой местности, массированными ударами танкистов Рыбалко и 60-й армии Курочкина.

 Судя по данным, которыми мы располагали, после ряда ударов, нанесенных врагу в открытом голе, от его группировки в Силезии осталось не более двадцати пяти — тридцати тысяч человек, представлявших самые различные разбитые и разрозненные части. Это было все, что удалось им вывести из того предполагаемого котла, от создания которого мы в последний момент отказались.

 Кроме того, мы, очевидно, упустили нескольких гитлеровских генералов, которых могли бы взять в плен. Но я не жалел об этом. То, что мы выиграли, не шло ни в какое сравнение с тем, чем мы поступились.

 До сих пор я говорил преимущественно о действиях южного крыла фронта. Однако при всей важности операции по овладению Силезским промышленным районом наши действия не ограничивались только этим. От левого фланга фронта, где мы граничили с 4-м Украинским, и до правого, где мы соприкасались с 1-м Белорусским, было около пятисот километров, и бои шли на всем этом огромном пространстве.

 Как я уже упоминал, на центральном участке фронта 5-я гвардейская армия Жадова, используя благоприятную обстановку, созданную поворотом армии Рыбалко, захватила плацдармы, которые впоследствии сыграли очень важную роль при осуществлении новых операций — Нижне-Силезской и Верхне-Силезской.

 Правее Жадова 4-я танковая армия Лелюшенко то же форсировала Одер и вышла в район Штейнау. Правее действовали 13-я армия Пухова и 3-я гвардейская армия Гордова, но там дело шло медленно. Войска вели ожесточенные бои с остатками 24-го танкового и 42-го армейского корпусов, а также с соединениями 9-й поле вой армии противника. Все эти силы раньше противостояли войскам 1-го Белорусского фронта, а теперь под их ударами сместились к югу и вышли в район восточнее Лисса, в полосу действий армии Гордова.

 Ввиду особой сложности обстановки мне пришлось выехать к Лелюшенко. Его командный пункт был уже на том берегу, за Одером.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии