Когда отзвучал последний аккорд, исполнительница положила инструмент на буфет, сплела ладони перед ампирным бюстом и принялась отвешивать бесконечные поклоны в сторону дивана и откинутой портьеры.
— Прелесть, — сказала Мария. — Чудный подарок.
— Извинишь меня на минуточку?
— Да, Адель, разумеется.
Они вышли из гостиной; хозяйка поспешила на кухню сварить кофе и разрезать горячим ножом холодный торт, наблюдая в открытую дверь, как Адель, вооруженная флакончиками с тушью, кисточками и карандашами, подновляет перед гардеробным зеркалом макияж. Но что это? Почему она надевает шляпу? Почему снимает с вешалки накидку? Неужели обиделась? Ждала больше похвал, больше растроганности, больше восторгов?
Вернувшись в гостиную, Адель и садиться не стала, схватила свое «весло», затолкала в футляр и печально провозгласила:
— Мария, к сожалению, я должна тебя покинуть.
— Уже?
— Да. Теннебаум на коленях умолял меня сопровождать его на семинар.
— О чем семинар?
— О духе.
— Как интересно!
От предложенного торта Адель отказалась, кофе тоже пить не стала. Семинар состоится в горах, и только красивым женщинам, таким, как Мария, сказала Адель с печальной улыбкой, позволительно заставлять мужчин ждать.
— О, на чашечку кофе времени хватит!
— Я правда спешу.
— Конечно, я не вправе тебя задерживать. Когда мы сможем вволю поболтать?
— Семинар продлится ровно три дня.
— Мы всегда рады тебя видеть.
— Я постараюсь все устроить.
Взгляд Адели скользнул за окно, на лампионы, и Мария быстро добавила, что террасу она украсила для молодежи, нынче вечером весь дом в их распоряжении.
Адель молча смотрела на колыхание лампионов, потом вдруг сказала:
— Вчера вечером сюда приезжал черный «мерседес».
— Вполне возможно. Почему ты спрашиваешь?
— Это был «мерседес» Оскара.
— У тебя зоркий глаз, Адель.
— Я случайно была в ванной и не могла не увидеть, как Оскар вышел из машины и поспешил в дом. Очевидно, ты его ждала. Он даже в дверь не звонил. Довольно необычно, ты не находишь?
— Что Оскар приезжает к нам с визитом?
— Нет, но время. В восемь вечера Оскар обычно сидит в яхт-клубе за рюмкой спиртного.
— В самом деле?
— В городке говорят, он много лет влюблен в тебя.
— Оскар? В меня?! Господи, а я и не знала.
— Признайся, голубушка моя, — сказала Адель с лукавой усмешкой, — Оскар хотел первым поздравить тебя с днем рождения. Верно?
Мария помедлила, не желая выдать себя неподходящим ответом и опасаясь, что Адель все ж таки направится к дивану, со вздохом сядет и в ближайшие часы с места не сдвинется. Впрочем, нет, семинар ей определенно важнее, и, меж тем как Адель шепотом сообщила, что Теннебаум сделает доклад о своих переживаниях в буддистском монастыре, подруги рука об руку вышли из гостиной.
— Послушай, — с наигранным интересом спросила Мария, — Теннебаум подался в буддисты?
— Давно, — вздохнула Адель.
На кухне чемоданчик с косметикой и гитара вновь были отставлены, поскольку Адель твердо решила попрощаться с Луизой по всей форме. Пальцем приподняла ей подбородок — Луиза при этом отчаянно выпучила глаза — и принялась объяснять, как нужно обращаться с маразматиками:
— Принимай ее всерьез! Пусть она чувствует себя человеком!
Мария обещала. Адель убрала палец, и голова Луизы тотчас упала на грудь. Чтобы после деньрожденной серенады поскорее укатить, Адель на своем голубом «фольксвагене» подъехала к самому дому. На прощанье подруги поцеловались, Адель села за руль и спросила, глядя прямо вперед, на ветровое стекло:
— Сегодня тоже сорок роз?
— Понятия не имею, — слукавила Мария, будто не считала цветы.
— Не обращай внимания. Мужчины без этого не могут, верно? Чем старше они становятся, тем моложе должны быть их жены.
«Фольксваген» вырулил на дорогу, а Мария, улыбаясь, вернулась в дом.
— Уфф, — вырвалось у нее, — это мы пережили.
На Святом Освальде пробило одиннадцать, и безвременье, точно воронка, засасывало в себя все и вся, кроме букета, Мария, точно завороженная, смотрела на четыре десятка влажных от росы, гоночному красных роз. Они превратили воронку в вазу, цвели из временного провала. И были красивы, всего лишь красивы, и Мария подумала, что со стороны Адели не очень-то хорошо пытаться испортить ей праздничный букет. Динь-дон, Господи, уже одиннадцать! На одиннадцать она уговорилась с Перси.
У Перси
— Доброго здоровья, дорогая! С днем рождения! Почтальон мне шепнул, пять минут назад. Его маршрут проходит мимо заправки. Там они обычно сидят и судачат.
— Как будто мой день рождения так важен!
— Не день рождения, — вставил Перси, — а букет роз!
— Вот как, в самом деле?
— Говорят, сорок штук.
Разумеется, с Перси можно говорить начистоту, он ее поймет, в этом она нисколько не сомневается. Знакомы они не один десяток лет, с той поры, когда она ему позировала, и если сын примет предложение, которое она сделает ему, вернувшись домой, и согласится устроить из ателье место для молодежных тусовок, то, расчищая его от хлама, обнаружит огромную, запакованную в ткань картину: «Девушка у озера, когда дует фён», в натуральную величину, масло, автор — Перси.