Сорок утренников (сборник)

— Его дом еще освобождать надо, — сказал, не оборачиваясь, капитан. — Подлечили-то хорошо?

— Нормально, товарищ капитан.

— А ну, держи! — Латников быстро взял у стоящего рядом бойца винтовку и стоймя бросил ее ефрейтору. Довбня успел ухватить ее правой рукой, но удержать на весу не смог — винтовка ударилась прикладом о землю.

— Виноват, товарищ капитан, — сказал ефрейтор.

— Да нет, твоей вины тут нет, — капитан вернул винтовку бойцу. — Остальные вроде тебя?

— Никак нет! — оживился ефрейтор. — Таких, как я, — с десяток, не больше, остальные молодежь.

— Ясненько, — сказал капитан, еще больше расстроенный, — Григорьянц, распредели людей по ротам. Каюров, накорми их так, чтобы шаровары трещали! Весь НЗ — в котел! После — подвезут…

Отпустив Каюрова, он повернулся к Мухину:

— Тебе сейчас в полк надо. К самому командиру полка. Такой порядок. Доложишь, как положено, и обратно. Ну! Одна нога здесь, другая там! Скопин, проводи!

Однако, быстро не вышло — у Скопина нашлись дела в ротной каптерке, и пока он был там, Мухин сидел в блиндаже среди своих новых товарищей по оружию и слушал гогот и небылицы о самом себе. Что будто бы шел он по траншее с огромным мешком за спиной, чтобы доложить о своем прибытии… начпроду и при этом все время поправлял мешок одной рукой, и что будто бы из-за этого самого мешка немцы начали обстрел наших позиций…

Неизвестно, на сколько бы еще хватило остроумия у весельчаков, если бы в блиндаж не вбежал запыхавшийся Скопин.

— А я вас ищу, ищу… Пойдемте, товарищ младший лейтенант, а то мне за почтой надо.

Пройдя ходами сообщения немного дальше в глубь обороны, они вышли к штабу полка — такому же, как батальонный, блиндажу с двойным накатом и часовым у входа и спустились вниз по крутым и узким ступеням. Младший лейтенант увидел высокого человека в длинной кавалерийской шинели, наброшенной на плечи, и в одном хромовом сапоге. Другая нога была обута в валенок. За спиной командира полка на топчане, покрытом серым байковым одеялом, сидела та самая женщина, которую Мухин полчаса назад увидел в батальоне. Из-под короткой шинели виднелся белый докторский халат.

Как давеча Довбня, так сейчас Скопин шепнул в затылок:

— Доложите командиру полка товарищу полковнику Полякову.

Командир ждал, а Мухин все никак не мог оторвать взгляда от сидящей на топчане женщины. Не может быть, чтобы это было простым случайным сходством…

Пауза все затягивалась, и всем троим было неловко.

— Пожалуй, я пойду, — сказала, вставая, женщина, — если надо, пришлешь кого-нибудь… Поравнявшись с Мухиным, она приостановилась, смерила его взглядом всего, от помятой шапки до грязных кирзовых сапог, усмехнулась. — Как звать? Прямо от мамы?

— Раиса! — сказал укоризненно полковник. Она не уходила, явно довольная произведенным впечатлением.

— На здоровье не жалуетесь, молодой человек? Зрение, я вижу, у вас неплохое…

— Товарищ военврач! — повысил голос полковник.

Она капризно повела плечом, подняла голову с тяжелым узлом волос на затылке и вышла.

— Здравствуйте, товарищ младший лейтенант!

Наваждение прошло. Мухин обернулся. Похоже, полковнику пришлось повторить свое приветствие дважды.

— Извините, товарищ полковник… — Мухин сбивчиво доложил о прибытии.

Командир принял рапорт, поздравил с назначением, пригласил сесть. Некоторое время он молча, внимательно разглядывал Мухина, потом, что-то решив про себя, довольно кашлянул, достал из кармана папиросы.

— Курите?

— Извините, нет… — Мухину было неловко под его спокойным, все понимающим взглядом.

— Зачем же извиняться? Не курите — и прекрасно.

А как насчет водочки? Потребляете?

— Потребляю. — Мухин изо всех сил старался не покраснеть, но от этого еще пуще заливался краской. — По праздникам…

Полковник старательно, но безуспешно прятал улыбку в поднятом воротнике шинели.

— А мы, грешные, и в будни потребляем.

Он достал фляжку в суконном чехле, два граненых стакана, банку варенья, положил хлеб и две головки чеснока.

— Сало где-то было… Степанов!

Как из-под земли появился маленький, крепкий солдатик с продувной лоснящейся физиономией, удивительно похожий на шкодливого котенка. Мгновенно окинув взглядом стол, он устремил на своего командира глаза, полные преданности и послушания.

— Сало где? — грустно спросил полковник.

На лице солдатика стали появляться и исчезать одна за другой хорошо отрепетированные мины: внимание, недоумение, возмущение и, наконец, обида.

— Так крысы же, товарищ полковник! Сами ж видели…

— Ну хорошо, иди.

Отвинтив крышку, он налил в стаканы коньяк: себе полстакана, Мухину — чуть-чуть на донышке, но еще долго сидел, не поднимая головы.

— Знаете, что в человеке самое страшное? Неблагодарность! — Настоящий болезненный озноб передернул его плечи. — Никак, понимаете, не могу привыкнуть… Да вы ешьте, не стесняйтесь, мы здесь еду не экономим, не то что там, в тылу. Ну как Саратов, стоит?

— Стоит, — выдавил Мухин с набитым ртом.