Сороки-убийцы

— Что было с ним не так? — задала я вопрос.

Кэти задумалась.

— Толком не скажу. Просто Алан заработал плохую репутацию, как это бывает с иными учителями. Думаю, он был слишком строгим. И чувством юмора не отличался.

Это верно. В романах про Аттикуса Пюнда смешных моментов почти нет.

— Он был довольно скрытным, — продолжила сестра. — Я имела возможность понаблюдать за ним во время спортивных дней и других мероприятий с приглашением родителей и поймала себя на мысли, что не могу понять, что у него на уме. У меня всегда возникало чувство, будто он что-то скрывает.

— Свою сексуальную ориентацию? — высказала предположение я.

— Возможно. Когда он бросил жену ради того юнца, это было совершенно неожиданно. И все же дело не в этом. Просто при общении с ним складывалось ощущение, будто он на что-то сердится, но не хочет тебе сказать на что.

Наш разговор длился уже какое-то время, а мне не хотелось попасть в плотный лондонский автомобильный траффик. Я допила чай и отказалась от новой порции пирога. Я и так одолела уже большой кусок, а чего мне на самом деле хотелось, так это сигарету. Кэти же терпеть не могла, когда я курю. Я стала прощаться.

— Скоро вернешься? — спросила сестра. — Дети будут рады повидаться с тобой. Мы бы поужинали вместе.

— Вероятно, мне придется побывать тут еще несколько раз, — сказала я.

— Это хорошо. Мы скучаем по тебе.

Я догадывалась, к чему идет, и Кэти меня не разочаровала.

— Все нормально, Сью? — спросила она тоном, явно подразумевавшим отрицательный ответ.

— Замечательно, — сказала я.

— Ты ведь знаешь, я переживаю, как ты там, одна в своей квартире.

— Я не одна. Со мной Андреас.

— Как там Андреас?

— Прекрасно.

— Он уже должен был бы вернуться в свою школу.

— Нет. До конца недели они не учатся. Он уехал на Крит на лето. — Едва эти слова сорвались у меня с языка, я пожалела об этом. Сказанное означало, что я все-таки одна.

— А почему ты с ним не поехала?

— Андреас меня приглашал, но у меня много работы.

Это была правда только наполовину. Я никогда не ездила на Крит. Что-то во мне сопротивлялось идее вступить в его мир, подвергнуться строгой проверке.

— Существует шанс... ну, что вы двое...

Этим всегда все заканчивалось. Брак. Для Кэти, имеющей за плечами двадцать семь лет стажа семейной жизни, брак был началом и концом всего, единственной важной причиной жить. Брак вбирал в себя Вудбриджскую школу, ее земельный участок, окружающие ее стены — все, что имело для нее ценность. Я же оставалась снаружи и подглядывала через калитку.

— Ну, мы никогда не обсуждали эту тему, — легкомысленно отмахнулась я. — Нам хорошо и так. Тем более что я не стану выходить за него замуж.

— Потому что он грек?

— Потому что он чересчур грек. От него с ума сойдешь.

Ну почему Кэти всегда судит меня по своим стандартам? Почему отказывается понимать, что мне не нужно то, чем живет она, и я могу быть вполне счастлива безо всего, что имеет она? Если во мне прорывается раздражение, то только из-за того, что меня беспокоит мысль: а вдруг она права? Какая-то часть меня задается этим самым вопросом. У меня никогда не будет детей. У меня есть мужчина, который уезжает на все лето, а во время учебного семестра появляется у меня только по выходным — если на эти дни у него не намечен футбол, репетиция школьного театра или воскресный поход в галерею Тейт. Я посвятила всю свою жизнь книгам: книжным магазинам, продавцам книг, книжным людям вроде Чарльза или Алана. И, продолжая так, я закончу, как книга, — на полке.

Я с радостью вернулась к «Эм-Джи-Би». Между Вудбриджем и трассой А12 нет камер, поэтому я придавила на газ. А выехав на М25, включила радио и стала слушать Мариэллу Фроструп. Она говорила про книги. Тут я почувствовала себя в своей тарелке.

Письмо

Неудивительно, что двадцать лет редактируя истории про загадочные убийства, я без труда поняла, что угодила в одну из них. Алан Конвей не покончил с собой. Он отправился на башню, чтобы позавтракать, и кто-то его столкнул. Разве это не очевидно?

Два человека, хорошо знавшие погибшего, его поверенный и сестра, утверждали, что он был не из разряда самоубийц, а ежедневник, в котором Алан бодро покупал театральные билеты, договаривался о матчах в теннис и обедах на неделю вперед, только подтверждал этот вывод. Способ расстаться с жизнью, мучительный и не гарантированный, тоже выглядел неуместным. Вдобавок и подозреваемые уже выстроились в очередь в готовности сыграть главную роль в последней главе. Клэр указала на бывшую жену Мелиссу и на соседа, менеджера хедж-фонда по имени Джон Уайт, с которым у погибшего вышла некоторая размолвка. Она сама поссорилась с ним. Самый очевидный мотив имелся у Джеймса Тейлора. Алан умер буквально накануне того дня, когда собирался подписать новое завещание. Также Джеймс имел доступ в дом и знал, что в солнечную погоду Алан завтракает на крыше. А август выдался теплым.