Сороки-убийцы

Сыщик и его помощник разговаривали вполголоса, словно боялись потревожить тени прошлого. Брент тем временем переступал с ноги на ногу, торопясь идти по своим делам. Но Пюнд не спешил покидать дом. Фрейзер понимал, что детектив не столько ищет улики, сколько хочет прочувствовать атмосферу — ему не раз доводилось слышать его рассуждения про память преступлений, мистическое эхо, которое оставляют за собой горе и насильственная смерть. Этому была посвящена целая глава в его книге: «Информация и интуиция», или как-то в этом роде.

Заговорил Пюнд, только когда они вышли на улицу.

— Чабб должен был забрать все интересное. Хотелось бы знать, что он нашел. — Сыщик посмотрел вслед Бренту, уже топавшему обратно к поместью. — И этот субъект тоже. Он сообщил нам много ценного.

Пюнд огляделся вокруг, посмотрел на наступающие со всех сторон деревья.

— Не хотел бы я жить здесь, — сказал он. — Отсюда ничего не видно.

— Да, обстановка гнетущая, — согласился Фрейзер.

— Нам следует выяснить у мистера Уайтхеда, сколько денег он заплатил Бренту и за что. И нужно еще раз побеседовать с преподобным Осборном. У него несомненно была причина прийти сюда в ночь убийства. Также есть вопрос насчет его жены...

— Брент сказал, что миссис Осборн была напугана.

— Да. И мне интересно, чего она испугалась. — Пюнд в последний раз обернулся. — В атмосфере этого дома присутствует нечто, Джеймс. И оно подсказывает мне, что тут есть чего всерьез опасаться.

5

Реймонду Чаббу не нравились убийства. Он стал полицейским, потому что верил в закон и считал графство Сомерсет, с его аккуратными деревушками, живыми изгородями и старинными полями, одной из самых упорядоченных и цивилизованных частей страны, если не всего мира. Убийство меняло все. Оно нарушало размеренный ритм жизни. Настраивало соседа против соседа. В один миг люди переставали доверять друг другу, и двери, остававшиеся обычно открытыми на ночь, запирались на замок. Убийство было актом вандализма, как бросок кирпичом в витражное стекло. И в какой-то мере работой Чабба было собирать осколки воедино.

Сидя в своем кабинете в полицейском отделении на Ориндж-Гроув в Бате, он размышлял о текущем расследовании. Эта история с сэром Магнусом Паем не сулила ничего хорошего. Одно дело быть заколотым в своем собственном доме, но когда человеку посреди ночи сносят голову средневековым мечом — это просто возмутительно! А ведь Саксби-на-Эйвоне была таким тихим местечком. Да, там произошел несчастный случай с уборщицей, которая споткнулась и свалилась с лестницы, но это, опять же, совсем другое. Неужели в самом деле один из обитателей деревни, живущий, допустим, в доме георгианской эпохи, посещающий церковь и играющий за местную крикетную команду, подстригающий по утрам в воскресенье лужайку и продающий на ярмарках собственноручно сделанный мармелад, является кровожадным маньяком? Ответ был таков: да, это вполне возможно. И раскрыть личность убийцы наверняка могла книга, лежащая теперь на столе перед инспектором.

В сейфе сэра Магнуса не нашлось ничего интересного. Создавалось впечатление, что и Лодж-хаус окажется пустой тратой времени. И тут обладающий зорким глазом молодой констебль Уинтербрук обнаружил среди поварских книг на кухне у Мэри Блэкистон кое-что важное. Он далеко пойдет, этот мальчик. Ему нужно только серьезнее относиться к работе и проявить больше амбиций, и он глазом моргнуть не успеет, как станет инспектором. Преднамеренно ли она спрятала его там? Боялась ли, что кто-то придет в дом: ее сын или сам сэр Магнус? Определенно, этот документ, содержащий нелицеприятные наблюдения обо всех в деревне, — не из тех, что оставляют лежать на виду. Тут нашлось место для мистера Тернстоуна, мясника, осознанно обвешивающего покупателей, для Джеффри Уивера, могильщика, жестоко обращающегося со своей собакой, Эдгара Реннарда, врача на пенсии, бравшего взятки, мисс Доттерел, продавщицы из деревенского магазина, позволяющей себе пропустить стаканчик. Похоже, никто не избежал ее внимания.

Инспектору понадобилось почти два дня, чтобы прочитать дневник, и к исходу этого срока он чувствовал себя так, словно выпачкался в чем-то. Ему вспомнилась миссис Блэкистон, лежащая с остекленевшим взглядом у подножия лестницы в Пай-Холле, уже холодная и окоченевшая. Тогда ему было ее жалко. Теперь ему хотелось понять, что заставляло ее без конца шаркать по деревне, вынюхивая и выискивая гадости. Неужели она не могла хотя бы раз найти что-то хорошее? Почерк у Мэри был корявым и неровным, но при этом очень

разборчивым, как будто она вела своего сорта протоколы зла. Да, Пюнду такое определение понравится! Именно так мог бы выразиться он сам. Каждая запись была датирована. Книжица охватывала период в три с половиной года, и Чабб уже отрядил в гостевой дом Уинтербрука — проверить, не сохранилось ли более ранних изданий. Впрочем, ему и этого тома за глаза хватило.