Оказавшись на другом берегу, они поехали по глостерским землям, тем же самым путем, по какому Блэкистон направлялся на встречу с сэром Магнусом Паем. Фрейзер рассчитывал вернуться в Саксби-на-Эйвоне к семи часам, как раз к ужину.
Наконец они добрались до Бата и выехали на дорогу, ведущую в Пай-Холл. Слева тянулась почти совсем уже темная долина.
— Золото! — воскликнул Пюнд.
Он молчал так долго, что при звуке его голоса Фрейзер вздрогнул.
— Что, простите? — спросил он.
— Золото дураков, спрятанное сэром Магнусом Паем. Я убежден, что все вращается вокруг него.
— Но золото дураков ничего не стоит.
— Для вас — да, Джеймс. Или для меня. В том-то все и дело.
— Оно убило Тома Блэкистона. Он пытался вытащить его из озера.
— О да. Озеро, знаете ли, играет важную роль в этой истории, прямо как в легендах о короле Артуре. Дети играли на берегу озера. Один из них погиб в озере. Серебро сэра Магнуса тоже спрятали в озере.
— Знаете, Пюнд, все это как-то лишено смысла.
— Я думаю о короле Артуре, драконах и ведьмах. В этой истории есть ведьма, есть дракон и есть проклятие, которое невозможно снять...
— Как понимаю, вы знаете, кто это сделал.
— Да, Джеймс. Остается только установить связи, и все станет совершенно ясно. Подчас, знаете ли, не материальные улики ведут к раскрытию преступления. Слова, произнесенные викарием на похоронах, клочок бумаги в камине — они намекают на одно, но ведут совершенно к другому. Запертая комната в Лодж-хаусе. Зачем ее заперли? Мы полагаем, что знаем ответ, но стоит поразмыслить, и мы понимаем, что ошибались. Письмо, адресованное сэру Магнусу. Мы знаем, кто сочинил его. Знаем почему. Но опять же заблуждаемся. Нам следует думать. Это все гипотезы, но скоро мы убедимся, что иначе быть не могло.
— Мэтью Блэкистон помог вам?
— Мэтью Блэкистон сообщил мне то, что я хотел знать. Именно с него все и началось.
— Правда? И что же он сделал?
— Убил свою жену.
Крауч-Энд, Лондон
Досадно, да?
К вечеру воскресенья я добралась до конца рукописи и сразу позвонила Чарльзу Клоуверу. Чарльз — мой босс, генеральный директор издательства «Клоуверлиф букс», выпускающего серию про Аттикуса Пюнда. Мой звонок был переадресован на голосовую почту.
— Чарльз! — сказала я. — Что стряслось с последней главой? Какой смысл давать мне на вычитку остросюжетный детектив, в котором не раскрывается полностью, кто убийца? Можете перезвонить мне?
Я отправилась на кухню. В спальне остались две пустые бутылки из-под белого вина и крошки тортильи на пуховом одеяле. Я отдавала себе отчет, что слишком долго просидела в квартире, но на улице было все так же холодно и сыро, и выходить не хотелось. Приличной выпивки в доме не осталось, поэтому я откупорила бутылку ракии, привезенную Андреасом из последней поездки на Крит, налила в стакан и отхлебнула. Вкус был как у любого иностранного спиртного, покинувшего пределы аэропорта Хитроу. Не то. Я захватила рукопись с собой и пролистала ее снова, пытаясь определить, многих ли страниц не хватает. Последняя часть должна была, видимо, называться «Секрет на сто лет» — вполне уместно, учитывая обстоятельства. Поскольку Пюнд объявил, что уже знает разгадку, следовало предположить наличие еще двух или трех главок. Скорее всего, он соберет подозреваемых, сообщит им правду, произведет арест, после чего отправится домой умирать. Я знала, что Алан Конвей намерен приостановить серию, и тем не менее оказалось неприятным сюрпризом обнаружить, что он осуществил это таким вот образом. Опухоль мозга показалась мне слегка неоригинальным способом избавиться от главного героя, но одновременно беспроигрышным, почему автор, видимо, и избрал этот недуг. Признаюсь, что если я и обронила слезу, то скорее по перспективам наших продаж.
Так кто убил сэра Магнуса Пая?
Заняться толком было нечем, поэтому я взяла бумагу, ручку и села на кухне рядом со стопкой машинописных листов. Мне пришло даже в голову, что Чарльз мог сделать это специально, чтобы испытать меня. Когда в понедельник я приду на работу, то застану его там — босс всегда приходил первым, — и прежде чем вручить мне последние страницы, он спросит у меня, кто убийца. У Чарльза своеобразное чувство юмора. Мне не раз доводилось видеть, как он смеется собственной шутке, а никто в комнате даже не понял, что он пошутил.
Итак.
1. Невилл Брент, смотритель парка.