Сороки-убийцы

Подъехал катафалк. Вынесли гроб. Из церкви вышел викарий. Это был преподобный Том Робсон, чье имя упомянули в газете. Ему было лет пятьдесят, и, хотя мы никогда прежде не встречались, я его сразу узнала: «…с его каменным, точно могильная плита, лицом и слегка взъерошенной шевелюрой». Вот так Алан описал Робина Осборна в «Английских сорочьих убийствах», и, только подумав об этом, я поняла еще кое-что. Я видела это, едва войдя на кладбище: имя, написанное на указателе. Хорошо, когда есть наглядная подсказка.

Фамилия Робсон была анаграммой от Осборн.

Еще одна интимная шутка Алана. Джеймс Тейлор превратился в Джеймса Фрейзера, Клэр стала Клариссой, и, стоило мне поразмыслить, Джон Уайт, менеджер хедж-фонда, превратился в Джонни Уайтхеда, торговца подержанной мебелью и мелкого уголовника. Это был результат спора из-за денег. Насколько я знала, Алан не был религиозен. Хотя похороны его проходили в очень традиционном ключе, мне пришлось задать себе вопрос: какие отношения сложились у Алана с викарием и почему он решил отразить их в своем романе? Осборн занимал третью строчку в моем списке подозреваемых. Мэри Блэкистон обнаружила своего рода секрет, оставленный им на столе. Мог ли у Робсона иметься мотив убить Алана? Из-за сурового, бледного лица и уныло обвисшей мокрой рясы он вполне смахивал на зловещего убийцу.

Священник описал Алана как популярного писателя, книги которого приносят радость миллионам читателей по всему миру. Создавалось ощущение, что Алана представляют в передаче по «Радио-4», а не провожают в последний путь.

— Алан Конвей оставил нас слишком скоро и при трагических обстоятельствах, но он, я уверен, останется в сердцах и умах литературного сообщества, — говорил викарий.

Даже если не вникать в вопрос, имеется ли у литературного сообщества сердце, мне такая перспектива казалась маловероятной. Мой опыт говорит, что умерших авторов забывают с поразительной быстротой. Даже живым трудно удержаться на полках: слишком много новых книг и слишком мало полок.

— Алан был одним из наших самых прославленных писателей-детективщиков, — продолжал он. — Большую часть своей жизни он провел в Суффолке и всегда выражал желание быть похороненным здесь.

В «Английских сорочьих убийствах» в погребальном адресе было сокрыто нечто, касающееся убийства. На самой последней странице рукописи, когда Пюнд говорит о ключах к разгадке преступления, он особо подчеркивает «слова, произнесенные викарием». К несчастью, речь Робсона была нарочито выхолощенной и неинформативной. Он не упомянул про Джеймса или Мелиссу. Ни слова про дружбу, щедрость, юмор, особые черточки характера, мелкие благодеяния, важные моменты… Ничего такого, о чем мы обычно вспоминаем, когда кто-то умирает. Будь Алан украденной из парка мраморной статуей, преподобный Том Робсон и то мог проявить больше эмоций.

И только одна фраза меня зацепила. Мне сразу подумалось, что позже стоит поговорить о ней с викарием.

— Очень немногих хоронят теперь на этом кладбище, — сказал священник. — Однако Алан настоял. Он пожертвовал церкви большую сумму, позволившую нам произвести столь давно необходимую реставрацию окон над хором и арки главного алтаря. Взамен он потребовал это место захоронения, а кто я такой, чтобы стоять у него на пути? — Он улыбнулся, словно давал понять, что пошутил. — Всю свою жизнь Алан умел добиваться своего, это я узнал в довольно раннем возрасте. Определенно, я не стал отказывать в исполнении этой последней его воли. Его щедрый дар обеспечил будущее храма Святого Михаила, и только справедливо, что Алан упокоится здесь, на церковной земле.

Вся эта часть адреса была эмоциональной. С одной стороны, Алан проявил великодушие. Он заслужил право быть похороненным здесь. Но не все так просто, не так ли? Алан «потребовал» этого. Он «умел добиваться своего». И «я узнал в довольно раннем возрасте». Алана и викария связывала некая история. Неужели только я одна заметила внутреннюю несогласованность в этих словах священника?

Я собиралась расспросить Чарльза, как только служба закончится, но достоять до конца мне не удалось. Дождь стал слабеть, и Робсон подошел к заключительному разделу. Как ни странно, он совсем позабыл про Алана. Он говорил про историю Фрамлингема, и в особенности про Томаса Говарда, третьего герцога Норфолкского, гробница которого помещалась внутри храма. На миг я отвлеклась и тут заметила одного из участников церемонии, прибывшего, видимо, позже других. Он стоял, облокотившись на калитку, и наблюдал за службой издалека, стараясь держаться особняком. Прямо у меня на глазах, пока викарий еще говорил, неизвестный развернулся на каблуках и вышел на Черч-стрит.

Лица я не разглядела. Оно скрывалось под черной фетровой шляпой.

— Не уезжай, — шепнула я Чарльзу. — Я найду тебя в гостинице.

Аттикусу Пюнду потребовалось сто тридцать страниц, чтобы установить личность человека, побывавшего на похоронах Мэри Блэкистон. Я так долго ждать не могла. Кивнув викарию, я отделилась от толпы и бросилась в погоню.

«Приключения Аттикуса»