Сороковник. Части 1-3 (+1 гл. 4 части)

Ведунья дожидается нас за очередной рюмочкой. Тонкие пальцы рассеянно перебирают бусы, словно чётки, меж бровей залегли две параллельные морщинки… Выглядит она неважнецки, словно провела в полутёмном зале не какой-то час, а суток двое: в лице добавилось желтизны, под глазами залегли тени. И мне становится неловко: это ж я её так упахала. Натаскивать новичков в любом деле нелегко, даже если они и толковые, и понятливые — как я, например, но Гала-то — с ночи, а сколько на меня времени потратила!

А сколько народу через её руки прошло до меня? И ведь каждому растолкуй, объясни, истерику загаси, ежели кто забьется. Скольких она к делу приставила, этак ненавязчиво, как меня сейчас? И всё это время общалась со мной вроде бы нехотя, словно отрабатывая, что положено по долгу службы, но теперь её резкость и проскакивающая иногда грубоватость кажутся мне нарочитыми, наигранными. Будто она намеренно ставит барьер между собой и… не просто мной. Попаданкой. Пришелицей. Как, допустим, я не разрешаю себе привязаться к очередному бездомному котёнку, кормлю его и отпускаю, или, если получится, пристраиваю, но к себе взять не могу — не приютишь всех брошенных.

Гала ослепительно улыбается. Крупные зубы делают улыбку немного похожей на лошадиную, но глаза лучатся навстречу Васюте. Некрасива — но обаятельна. Жёсткая и женственная одновременно. Тебя-то каким ветром сюда занесло, ведунья? Никогда мне этого не узнать, не будешь ты со мной о себе откровенничать. Приголубила, покормила, отдала меня в хорошие руки и — привет. Завтра ещё кто-нибудь вроде меня на голову свалится.

— Сговорились? — спрашивает чуть насмешливо. — Вот и ладушки, голуба. А я знала, что тебе здесь что-нибудь, да перепадёт, если и не здесь, то по соседству, тут народ отзывчивый. Пока к плите не приставили на весь день, пойдём, проводишь, у нас ещё кое-что недоделано. Да за работу не волнуйся, сейчас затишье, сама видишь. Час пик вечером. Я тебя долго не задержу, а если и так — хозяин не обидится, верно?

Васюта степенно кивает.

— Да кто ж её торопит? Пусть походит, обвыкнется, только не до темна. Сама понимаешь, места ей новые, незнакомые, заплутает ещё. А собачку свою тут оставляй, — советует мне. — Нечего её зря по городу таскать, она у тебя домашняя, к хождению не привычна. В твоей светлице тебя подождёт, я отведу. А хочешь, сама устрой, чтоб спокойней было. Ян, проводи гостью!

Гостью? Меня ж, вроде, наняли? Хозяйский племяш тем временем делает приглашающий жест. Я вас умоляю, снова на кухню? Да успею ещё наглядеться! Или я что-то упустила?

— Сестрину комнату отдаешь? — спрашивает Гала, вроде бы даже с недоверием. Васюта коротко отвечает:

— Хватит ей пустовать.

* * *

Могла бы догадаться, с удивлением говорю себе. Снаружи видела в этом крыле четыре окна, а в кухне только три. Остаётся ещё достаточно места для приличной комнаты. А я-то решила при первом осмотре, что эти две двери в торце ведут в кладовые или в подсобки, куда же ещё можно выйти из кухни? Но у местных зодчих свой взгляд на планировку.

Ян торжественно распахивает ту дверь, что справа.

— Сперва глянь сюда!

На лице у него написано: сейчас удивлю! И я на самом деле раскрываю рот от изумления. Ванная? Значит, не всё у нас тут классическое Средневековье? Впрочем, это ж ведь другой мир, а не другая земная эпоха, повторений один к одному ждать не стоит. Может, и нет здесь новейших технологий, зато водопровод имеется. И ещё неизвестно, что лучше.

Пол и стены просторной ванной комнаты выложены крупной изразцовой плиткой, на стенах гладкой, под ногами ребристой. Массивные краны сияют медью, лейка душа едва ли не с колесо КАМАЗа. А сама-то ванна…

— Нравится? — спрашивает Янек с совершенно Васютиной интонацией. — Не у каждого здесь такая красота!

Опасливо склоняюсь над гигантской чугунной ёмкостью, покоящейся на мощных ножках-лапах. А хозяин, однако, не чужд простых человеческих радостей. Бадейка как раз на него. Нора тоже суёт нос, пытаясь зацепиться лапами за бортик. И ей подобные радости не чужды, уж она бы…

— Это ж утопиться можно! — говорю. — Вы что, и ныряете здесь?

— Не, — парень засмеялся. — Дядька воду любит. Раньше на большой реке жил, к воде привык. По часу здесь может отмокать, особенно как с копьём намахается или после учений. Ты уж подолгу тут не засиживайся, ругаться будет. Меня он за это гоняет.

Тебя, может, и гоняет, думаю, а меня… я всё-таки…

…Женщина. Баба простая и неумная. Только сейчас поняла, что подписалась жить под одной крышей с холостым мужиком. Одиноким, поди, озабоченным. Бюст мой ему понравился. Ведь не отобьюсь от такого, случись что…

Ванька, говорю себе с упрёком, забыла, о чём тут недавно упоминали? Да он прислугу за аморалку рассчитал, чтоб к мальцу не приставала, тебе это ни о чём не говорит? О том, например, что могут быть у человека какие-то моральные установки? Хватит во всём видеть скверное, привыкла там, у себя, к негативу.

А как он к тебе обращался уважительно? Хозяйка… И чай наливал, и в глаза заглядывал открыто, спокойно… Не будет такой домогаться.