— Ну, что же, юные леди, — окинув девочек пытливым взором, сэр Юлиан задумывается на несколько секунд, затем продолжает: — Давайте-ка мы с вами пройдёмся по аудиториям. Там у нас и наглядные пособия, и макеты, и действующие модели; посмотрим, что вам знакомо, возможно, вы и сами мне что-то расскажете; а там по ходу решим, на чём в дальнейшем заострить внимание. Господа, — энергичным жестом он приглашает следовать за ним, — присоединяйтесь, но с условием: детям не подсказывать и не делать страшных лиц за моей спиной, я всё вижу… Матильда, — это уже секретарше, немолодой женщине, что-то печатающей на машинке вроде "Ундервуда" начала двадцатого века, — будьте любезны, оповестите…
— Все на местах, сэр, — отвечает она безмятежно, кинув взгляд из-под больших круглых очков, и вдруг становится заметно, что именно этот предмет на носу придаёт даме лишний десяток лет, а на самом деле хорошо, если ей тридцатник. Видимо, старается выглядеть посолиднее, да и очки, похоже, без диоптрий. — Вы предупредили — армия ждёт.
— Вот и прекрасно, значит, в бой. Да, прошу вас снабдить наших новых учениц тетрадями, возможно, им придётся кое-что записать. И распорядитесь насчёт формы.
— Что-нибудь ещё, сэр? Расписание занятий? Список литературы? Рекомендуемые дополнительные лекции?
— С этим позже, Матильда, позже. Итак, вперёд!
Подозреваю, что в этих стенах старинного замка, невесть каким образом попавшего в центр города и отданного под гимназию, даже пресловутые четыре правила арифметики воспринимаются, как некие мистические откровения. Нас встречают широкие коридоры, просторные светлые аудитории со сводчатыми потолками, застеклёнными шкафами и открытыми стеллажами, полными учебных пособий. Тут модели атомов и звёздных систем, движущиеся скелеты, коллекции драгоценных бабочек, похожих на цветы и гербариев похожих на бабочек, глобусы, карты звёздного неба, модели парусников, квадранты и астролябии. Мраморные бюсты математиков и физиков, поэтов и философов; натёртый до зеркального блеска и скользкий, как лёд, паркет в танцевальном зале; арсеналы флейт в музыкальной комнате… Всё завораживает и манит, и кажется необыкновенным. У меня разбегаются глаза. У меня трепещет сердце от смены впечатлений и от неожиданной зависти. Тут и я не прочь была бы поучиться.
В каждой аудитории нас встречает очередной хозяин или хозяйка. Примечательно, что цвета мантий у них разные, очевидно, это что-то, да означает, но спросить не решаюсь, сегодня не я — главный объект внимания. Обители точных наук мы проходим без особой задержки: дон сияет от удовольствия, прислушиваясь к ответам внучек; преподаватели, да и сам директор, удовлетворённо кивают. Я не удивлена. В любом мире физическая наука будет включать статику, кинетику, динамику и механику; вряд ли изменится валентность кислорода и водорода; а система уравнений с двумя неизвестными подчинится логике, единой для всех миров. Поэтому нет ничего странного в том, что дочки мои демонстрируют владение основными понятиями, несмотря на летнюю пору, в которую даже у самых лучших учеников временно отшибает память. К тому же, к чести преподавателей, жёсткого допроса здесь не ведётся: есть общение в спокойных доброжелательных тонах, в духе уважения и искреннего интереса к собеседницам.
Поначалу мне кажется, что сэр Юлиан начал тестирование с самых сложных предметов; но затем я понимаю, что ошиблась. С точных наук, основанных на законах, единых для всех измерений, мэтр только начинает разминку.
— Что ж, юные леди, — подытоживает он, проводя нас через просторный холл, отделяющий одно крыло гимназии от другого, — дальше вам, хоть это и покажется на первый взгляд странным, придётся туговато. Мы вступаем в царство гуманитариев. Добро пожаловать в мир истории Гайи, её культуры, искусства, философии, этики, литературы, да и многого другого. Подозреваю, что здесь-то для нас и откроется непаханое поле работы, поэтому договоримся сразу: м ы вопросов больше не задаём. Слушаете и спрашиваете вы, а мы отвечаем.
Первоначальная паника на лицах девочек уступает место тихому восторгу. Кажется, у местного божества появились две новых поклонницы.