Сороковые... Роковые

Элоиза ждала Герби, чтобы показать ему свадебный наряд, а он все отговаривался делами. После поражения германских войск под Москвой — официально объявленный «отход на зимние квартиры», работы у них в отделе стало непочатый край. Сухарь Герберт сумел как-то незаметно избавиться от Фогеля, что заложил Рихтера. Тот получил новое звание и постепенно стал этим кичиться, поясняя свое стукачество верностью рейху. В декабре потребовался в другой отдел знающий специалист, и Герби с чистой совестью порекомендовал туда Фогеля. Зная начальника спецотделения, можно было не волноваться — повышение в любой момент могло выйти боком кляузнику.

В отделе все так же молчали, но стало заметно легче дышать.

А Герберт, прикупив в Вене красивое колье и кольцо, после командировки сумел освободиться на день пораньше, и рванули они с Руди и присоединившимся в последние минуты дядюшкой в имение.

Элоизы в доме не было, растерявшаяся, враз побледневшая горничная рванулась было позвать госпожу, но Герберту не терпелось увидеть восторг в голубых, кукольных глазах Элоизы, и он, остановив горничную, чуть ли не бегом полетел в конюшню сам. Где же ещё может быть его невеста, как не возле лошадей?

Дядюшка уже был там, осматривая своих кобылок, возле него стоял какой-то посеревший Вилли, и у него заметно тряслись руки.

Элоизы не было видно, Герби пошел в дальний конец конюшни, где была небольшая комнатка конюха — там поселился Ганс Штраум. Из комнаты слышались какие-то громкие стоны… Герберт насторожился, и резко распахнув дверь, пораженно замер на пороге…

А в комнатке никто не заметил его прихода — не до того было. Его нежная, легко краснеющая невеста, абсолютно голая раскачивалась и подпрыгивала на лежащем под ней Гансе, а стоящий возле её лица юнец, закрыв глаза постанывал и приговаривал:

— Глубже, возьми ещё глубже… ох, как сладко!

Его невеста ублажала одновременно двух голых мужиков? Герби зажмурился, потряс головой… Невеста же, выпустив изо рта отросток, застонала:

— О-о-о-о, Ганс, давай же… я уже… сильнее… о-о-о-о!

За спиной Элоизы раздались хлопки, и она повернула свое облитое спермой лицо к порогу, Герби хлопал в ладоши…

— О, доро… гой? Ты почему рано?

А у Герби от этой картины, что-то перемкнуло, лихорадочно расстегивая кобуру, он выхватил пистолет.

— Мразь! — все трое пораженно застыли, фон Виллов прицелился, и тут на его руке повис Руди:

— Нет, Гер, нет! Не стреляй!! Зачем тебе за этих мразей отвечать? Конрад, Конрад!! — он орал изо всех сил, понимая, что с Гербертом ему не справиться.

Конрад, влетевший в комнатку, просек все мгновенно, каким-то чудом выхватил пистолет и вытолкнув племянника из комнаты, скомандовал:

— Всем к стене!! Не шевелиться! Стреляю даже на шорох. Так, хороши! Руди, звони в крипо!!

Элоиза, первой пришедшая в себя, слезливо заканючила:

— Герр Виллов!! Они меня заставили, они надо мной надругались!!

Тот, с которым она занималась оральным сексом, молодой совсем парнишка, упал на колени:

— Герр полковник! Не верьте ей — она сама меня выбрала из всех ребят, за мой самый большой размер!! Я клянусь жизнью!!

— Так, а ты что скажешь?

Ганс как-то мерзко ухмыльнулся:

— А почаще надо было Вашему племянничку объезжать эту кобылку. Она же озабоченная до самых гланд, ей одного мужика всегда мало, и играми этими мы занимаемся почти с первых дней моего пребывания здесь.

— Ты, подлец. Как ты смеешь? — завопила Элоиза, пытаясь сделать шаг к нему.

— Стоять!

А Герберта выворачивало за конюшней наизнанку от увиденного.

Приехавший местный глава крипо мгновенно просек ситуацию, велел всем троим одеться и тут же заковав в наручники, закрыл в комнате «любви», оставив Руди сторожить их.

Сам же пошел по имению расспрашивать всех проживающих. Часа через три пришел на доклад к Конраду.

— Картина невеселая, герр полковник. Невеста Вашего племянника с первых дней вела себя отвратительно, ходила везде с кнутом, постоянно избивала провинившихся, по её мнению, работников. И когда появился Ганс, все вздохнули с облегчением — у неё появились другие забавы. Она не вылазила из комнатушки Ганса, и если сначала он был там один, потом туда стали приглашать молодого Вальтера. Он долго не соглашался, отказывался, но Элоиза пригрозила, что натравит на его двух молоденьких сестренок Ганса, и опозорит их перед всеми. Вальтер недавно стал там бывать, а до этого были Петер и Георг, которых призвали в доблестную германскую армию. Почему все молчали? Так господа бывали редко, а потерять работу никому не хотелось.

— Так, — дядюшка долго молчал, потом сказал, — герр Шальке, пойдемте, поговорим.

Герберт, сидевший неподалеку, приканчивал бутылку коньяка и ничего не чувствовал, его, обычно пьяневшего с двух рюмок, коньяк не брал совсем, а так хотелось напиться и тут же уснуть, и спать как можно дольше, а проснувшись ничего не помнить.