– Кхм, – подал голос папа Бруно, и мама поперхнулась фразой, чтобы тут же начать новую.
– Я хотела сказать – какое счастье, что ей не удалось увести с собой в могилу нашего сына.
– Да, Бруно такой тонко чувствующий, – вынуждена была согласиться я. – Так все переживает.
Мама Бруно поощрительно улыбнулась, и я поняла, что нашла прямую дорогу к ее сердцу – добрые слова про сына. Но я ничуть не лукавила, говорила то, что думаю. Я была счастлива, что такой замечательный фьорд выбрал меня.
– Бруно – наша гордость, – подтвердила мои мысли фьордина Берлисенсис. – Сильный маг, как все в нашем роду.
Она так посмотрела на мужа, словно это исключительно ее заслуга, а он делал все, чтобы сильные маги у них в семье больше не появлялись. Но тот был совершенно невозмутим. Так же хорош, как сын, только постарше и с более темными волосами, в которых проглядывали красиво серебрящиеся пряди, подчеркивающие не возраст, а солидность.
– Закончится контракт, и вы непременно переберетесь к нам, – начала мечтать мама Бруно. – Боги, как я рада, что мне в невестки досталась такая славная фьорда! А Соледад утверждала, что мой сын ничего хорошего не найдет! Ничего, увидит вас – сразу изменит мнение!
При этих словах она смотрела не на меня, а на мужа, ожидая от него поддержки, но тот лишь спокойно отпил из бокала вина и еле заметно подмигнул мне. Очень похоже, что к непрекращающейся болтовне супруги он относился снисходительно и совсем не обращал внимания, что же она говорит.
– Вы сейчас говорите про фьордину Соледад Берлисенсис? – уточнила я.
– Да, про свою свекровь. Представляешь, дорогая, она заявила, что Бруно не способен сам устроить свою жизнь, и даже нашла ему невесту в каком-то захолустье.
– Невесту?
Наверное, я переменилась в лице. Но если все знали о невесте, предложенной бабушкой, почему меня встречал какой-то посторонний фьорд? Или была не одна невеста? Я так и не выяснила, почему фьордина Соледад Берлисенсис не выходит из дома.
– Мама, – Бруно недовольно поморщился, – не думаю, что Дульче интересна эта тема.
– Интересна, – возразила я. – Мне интересно все, что касается тебя.
– Дульче, да она меня совсем не касалась, вот ни на столечко, – сказал Бруно. – О чем там рассказывать?
Но его маме было о чем рассказывать.
– Та еще штучка оказалась! – возмутилась она. – Только и ждала возможности вырваться из-под опеки семьи! Бросила моего бедного мальчика прямо на перроне по приезде во Фринштад. Я бы поняла, если бы они поругались и девица вернулась в родной город. Так нет! Мы беспокоились о ней и связались с ее родными. И что ты думаешь?
– Что? – убито спросила я.
– До сих пор где-то куролесит! – припечатала она. – Использовала помолвку как повод сбежать из дома. Можно сказать, Брунито повезло, что до свадьбы дело не дошло.
Внутри меня разливалась черная, холодная лужа безнадежности. Я понимала, что сейчас говорится обо мне, но никак не могла этого принять. Бруно меня не встречал, он даже фамилию мою не помнил. Возможно, это какая-то ошибка? Вдруг его бабушка договаривалась еще с кем-то?
– Повезло, – согласилась я. – А как ее звали, эту невесту?
– Как звали? – переспросила фьордина Берлисенсис. – А я знаю? Мне никто никогда ничего не говорит. Диего, как ее звали?
– Понятия не имею, – ответил папа Бруно. – Лишняя информация. Если бы доехала до нас, имело бы смысл, а так… – Он удовлетворенно посмотрел на свой бокал, в котором почти ничего не оставалось, и добавил: – Бруно прав, к чему это сейчас вспоминать, когда с нами за столом сидит такая прекрасная фьорда?
– Я про это и говорю, – оживился Бруно. – Дульче, к чему вспоминать прошлое, когда речь идет о нашем будущем?
– И все же я хотела бы услышать ответ на свой вопрос. – Моя твердость удивила меня саму. – Бруно, ты ее встречал, неужели не вспомнишь, как ее звали?
– Э-э-э, – замялся он и бросил виноватый взгляд в сторону родителей, еще более уверивший меня в его причастности. – Встречал, но совершенно не помню, как ее звали. Даже не представляю почему.
– Потому что ты ее не встречал, – ответила я, с трудом сдерживая слезы. – Тогда бы ты помнил, что ее звали Дульсинея Кихано.
Фьорда Берлисенсис ахнула и испуганно прикрыла рот рукой в красивой кружевной перчатке. Бруно покраснел так, что по цвету почти сравнялся с вином в папином бокале. Точнее, с его остатками, которые плавно проследовали в рот фьорда Берлисенсиса, так и не растерявшего своей невозмутимости.
– Но как же? – выдавила из себя мама. – Дульсинея Кихано – это же вы?
Дальнейшее нахождение здесь стало невыносимым. Я встала.
– Извините, мне нехорошо. Я, пожалуй, пойду.
– Дульсинея, да это же просто замечательно, – внезапно оживилась мама, – что вы с Брунито поладили. Значит, это судьба! – Она цепко схватила меня за руку, не позволяя отойти от стола ни на шаг. – Садитесь же. Что мы все о какой-то ерунде говорим? Нужно обсуждать вашу помолвку. Диего, дорогой, да достань же, наконец, кольца.