Но тут Бруно опомнился и начал накрывать на стол, не слишком чистый. Его тоже не помешало бы хорошенько протереть хотя бы тряпкой. Но я сделала вид, что ничего этого не замечаю, да и шкаф привлекал меня все больше и больше: мне показалось, что оттуда донесся скрип, и дверца чуть сдвинулась. Неужели там все же кто-то стоит и ждет, пока я уйду?
Я расстроилась. Вот так вот, заботишься о чужом здоровье, а с ним не только все в порядке, а и без меня есть кому позаботиться.
– Ты покрепче чай будешь? – спросил Бруно и высыпал в тарелку из пакета печенье.
Я хотела уже гордо отказаться – пусть пьет чай с теми, кто в шкафу прячется, – но тут дверца окончательно открылась, и оттуда вывалился ком постельного белья вперемешку с подушкой и одеялом. И никаких посторонних фьорд оттуда не вылетело. Да они там попросту не поместились бы. Пока я расширенными от удивления глазами смотрела на это безобразие, смущенный Бруно торопливо запихивал все назад.
Бедный, он хотел, чтобы его комната выглядела поприличнее, вот и засунул в шкаф все, что не влезло под диван. Я незаметно подвинула ногой выглядывающий из-под дивана носок и пришла к выводу, что Бруно нужна срочно женская рука, а то скоро грязное белье помещаться не будет уже нигде.
Я разлила заваренный им чай в вымытые чашки и сделала вид, что ничего не случилось. В конце концов, немного грязного белья – это не самое страшное, что могло случиться. Самое страшное – это если бы из шкафа вылетело другое. То есть другая… Но теперь, когда я знаю, что там нет никого, кто мог бы позаботиться о здоровье Бруно, я просто обязана сделать это сама.
– Бруно, – я повертела в руках маленькое печеньице, но так и не решилась откусить, – меня очень волнует твое здоровье. Почему ты не пришел на обследование?
– Да со мной все в порядке.
Бруно мне улыбнулся, но не успокоил. Будь с ним все в порядке, он непременно попытался бы меня поцеловать. Или сел поближе. А так – поставил свой стул напротив, даже не дотянуться до него. Или у него все же есть кто-то, вот и не хочет ко мне прикасаться? Все же столько времени прошло…
Я пригорюнилась.
– А твоя бабушка так не считает, – попыталась я зайти с другой стороны. – Она за тебя очень переживает и уверена, что все, что тебе нужно, – поскорее жениться.
Посмотрела я при этом на Бруно с надеждой – вдруг он решит последовать бабушкиному совету? Можно даже прямо сейчас…
– Я решил вообще не жениться, – мрачно ответил Бруно, даже на меня не взглянув при этом.
– Как это? – растерялась я. – А твоя бабушка? Она же расстроится! Ты же сам говорил, что не хочешь ее расстраивать. А она ждет внуков.
– Внуков она ждет! – Бруно поморщился, словно чай был горьким, а ведь я лично видела, как он добавил туда три ложки сахара. – Пусть от Лисси ждет. А где ты с бабушкой умудрилась встретиться?
– Когда я была во Фринштаде, решила, что долг вежливости требует связаться с ней по магофону, – пояснила я. – А она не стала меня слушать, сразу прислала грифона.
– Да, бабушка любит командовать, – согласился Бруно.
Он посмотрел внутрь своей чашки, в которой уже ничего не было, вздохнул и налил еще.
– Бруно, – нерешительно сказала я, – у меня создалось впечатление, что она не просто хочет, чтобы ты женился, а женился на мне. Но почему? Чем я ее так привлекаю? Я не думаю, что дело в давнишней пансионной дружбе с моей бабушкой, как меня пытаются уверить.
– Ты права.
Он сделал глоток и наконец на меня посмотрел. У меня аж дух перехватило, так захотелось к нему прижаться, чтобы окончательно утонуть в этих черных омутах.
– Ей нужна невеста из семьи с безупречной репутацией, а таких не очень много осталось. Дело в том, что после ареста всей нашей семьи…
– Как? – изумленно выдохнула я. – Всей? И тебя?
– И меня. Правда, Лисси под арест не попала, ей и удалось нас вытащить. Посадили нас по ложному обвинению в надежде заполучить состояние. Но адвокату, – тут Бруно совсем неприлично поморщился, – удалось доказать нашу непричастность.
– Так все же закончилось хорошо?
– Не совсем. В обществе нас начали сторониться. Пошли разговоры.
– Но у тебя же была невеста, ты сам рассказывал! – обвиняюще заметила я.
Сторониться сторонились, а нашлась же все-таки фьорда, которую не испугала подозрительная репутация семейства Берлисенсис.
– Невеста… – Бруно невесело усмехнулся. – Она меня приворожила. Причем одним из древних запрещенных методов, от которого через несколько лет умирают оба: и привороженный, и привороживший. Наверное, деньги для нее были важнее жизни. Да и всего остального.
Я невольно ахнула. О запрещенных заклинаниях девочки в нашей школе рассказывали столько страшилок, что я никогда в жизни не стала бы таким заниматься. И не могла представить человека, на такое способного.
– Но как же, – растерянно сказала я, – ты же жив…
– Моей заслуги здесь нет. Если бы не бабушка, меня, скорее всего, к этому времени уже не осталось бы в живых. Или остался бы слюнявый идиот, пускающий радостные пузыри при виде жены.
– Твоей бабушке удалось разорвать привязку, – догадалась я. – Откатом приложило невесту, поэтому она и умерла?