— Может и так. Что еще интересного поведала тебе моя бабка?
— Что на самом деле вы на нее обижены за то, что она вас не признавала. И не помогала вашей матери, когда та осталась без вашего папы, хотя финансов у нее было до фига. Но что-то мне подсказывает, что на самом деле ненавидеть вы ее стали тогда, когда она прознала, что ваша мать вас бросила. Точнее тогда, когда она начала вами манипулировать, пугая детским домом.
— Ни хрена себе, это она тебе так и сказала?
— Ну не так. Просто сказала, что не давала вам нормально жить и постоянно ошивалась у вас, придираясь к каждой мелочи, намекая, что дети, которых бросила кукушка мать, отправляются или в детдом, или к родственникам, а не живут с чужим дядькой.
— Он-то чужой, ага. То ли моя бабка помирает, то ли сошла с ума. Признать за собой косяки — не по ее части, — вполне серьезно произносит Кротов.
— А как вам удалось ее уговорить? Тем более, что тетка она была ого-го, как я поняла. Не только финансово.
— При всей своей сущности-сучности, она никогда не была тупой. Финансы и связи никак не могут быть гарантией любви и хорошего отношения. Она это понимала. И запереть меня у себя, уже вполне понимающего происходящее, означало еще большую ненависть. Поэтому ей пришлось уступить и оставить меня с папой.
— При этом она не забывала ежедневно портить вам жизнь придирками.
— При этом я ей ее портил отсутствием к ней каких-либо родственных чувств, — парирует в ответ, ухмыляясь. — Видеть на ее лице злость и раздражение было приятно. Видать, я с детства был гадом.
— Но что-то ведь изменилось. Если бы вы на самом деле ее ненавидели, вы бы не пускали ее в дом.
— В лет четырнадцать я стал дико похож на своего биологического отца. Видеть во мне отражение ее единственного умершего сына — дорогого стоит. Она поменяла модель своего поведения.
— А вы нет.
— Это утверждение, а не вопрос, — усмехается, переводя на меня взгляд. — Что еще интересного она тебе рассказала?
— Что вы молодец.
— Вот прям так и сказала? Не верю.
— Нет. Она сказала, что вы самостоятельный, добившийся всего сами, сукин сын.
— О да, вот это уже похоже на нее, — с удовольствием произносит Кротов, демонстрируя мне нахальную улыбку. — Несмотря на то, что она меня раздражает, я ее люблю, и она это знает. Но наша модель поведения уже не изменится. Будь я еще в твоем возрасте, можно было бы что-то исправить и уступить, но в ее и в моем — уже нет.
— Даже не думайте, я не буду уступать.
— Ты уже это делаешь, Снежана.
— Где?
— Ну сама посуди — тебя никто не приковал наручниками к дому. Ты могла спокойно вызвать такси и уехать, наплевав на мою просьбу остаться у меня дома до моего возвращения.
— Эта была не просьба.
— Но это и не было приказом. В моем случае, это было милейшей просьбой. И почти за два месяца наитеснейшего общения со мной, ты не можешь этого не понимать.
Дожила, даже нечего возразить Кротову. Теряю форму.
— А что, у тебя правда ляжки натираются? — неожиданно произносит Даня, не сдерживая улыбки. Вот ведь дура, ляпнула на свою голову.
— Пока, нет. Но если продолжу запихивать в себя еду в таком количестве, как последнее время, тогда, да — будут.
— В последнее время? Подожди, так спонсор твоего жора, то есть стресса — я? Точнее мои проститутки? Какая прелесть. Не заедай. Я с ними не трахался. Одна полы мыла, другая пазлы пыталась собрать, — вот же сволочь. Взял и напомнил. — Вижу в твоих глазах недоверие.
— Шли бы вы в жопу, Даниил Леонидович.
— Снова в жопу и на «вы». Я тебе говорил, что добрый до поры до времени?
— Не помню.
— Доиграешься.
— Уже доигралась, — раз реально представляю себе свадьбу.
— Ладно, как насчет завтра встретиться у меня и устроить разврат?
— Не получится. Завтра я куда-то приглашена.
— Куда?
— Я еще не придумала, — парирую в ответ, копируя его недавнюю отмазку про сегодняшние важные дела.
— Я серьезно про завтра. Ну ладно, не разврат, ну хоть на полшишечки. Шучу. Только руки. Пальцы, — ему точно стукнуло тридцать четыре?
— У меня завтра выходной, вы сами говорили, и я провожу его так, как считаю нужным.
— Так я и не отказываюсь. Только выходной со мной.
— Такого в договоре не было. У меня реально на завтра другие планы.
— Какие?
— А напомните, когда вы стали моим мужем, чтобы я перед вами отчитывалась?
— Прекрати крыть моими картами и повторять за мной.
— С кем поведешься.
— Ты ж моя невеста. Тебя за язык никто не тянул. Мне надо знать, что у нее за планы.
— Личные.
— Главное, чтобы приличные.
— Приличные. Завтра я встречаюсь с Владом.
Не знаю, зачем я это делаю. Наверное, в отместку за проституток и их «мытье полов, вместе с собиранием пазлов». Почему-то молчание Кротова хуже, чем едкие слова. И все же нехорошо так делать, учитывая его «анамнез» с женой и охранником.
— Я пошутила. Но у меня правда есть дела. И я не обязана говорить о них никому. Стоп, а куда вы едете? — очухиваюсь я только, когда Кротов сворачивает совсем не к моему дому.
— Ты. Я, кажется, уже сказал, не выкать мне.
— Окей, куда ты едешь?