#Сосед

Я кивнула, и надвинула солнечные очки на глаза, прикрываясь от солнца. Витя захныкал, и я посмотрела в его сторону.

– Давай сюда, – вздохнула я, – Пора кормить.

– Доня, ты такая умничка. Я тебя кормила только месяц, а потом молоко пропало.

– Молоко не может пропасть, – сквозь зубы процедила я, прикладывая сына к груди, – Это советские мифы.

– Ой, ой, ой, – поцокала мать с улыбкой, – Какие мы образованные. Корми лучше молча, не умничай. Будешь чай?

Я кивнула и погладила щёку сына кончиком пальца, чуть нахмурившись. На подбородке начала вырисовываться ямочка как у отца и взгляд стал таким… Тяжёлым. Вздохнула, улыбнулась ему, когда он посмотрел своими глазюками, не отрываясь от моей груди; жадно глотая и причмокивая; сминая крошечной ладошкой мою кожу, покрытую белыми растяжками.

– Ешь, Витька, – приговаривала я, чуть покачиваясь, – Вот буду кормить тебя лет до трёх, а потом всё – до полового созревания женских титек не увидишь.

Он улыбнулся, не выпуская сосок изо рта, а у меня защемило в груди – ну до чего же забавный он получился. Ещё и не говорит, а уже понимает каждое слово.

Когда сын стал баловаться, оттягивая беззубыми дёснами мою кожу, я поморщилась и забрала у него чудо–природы с молочными железами, уложила на одеяло и потрепала по макушке с тонкими чёрными волосками. Мама принесла холодный чай с лимоном, мы устроились на газоне, глядя как малыш пытается ползти, задирая голую попку к верху.

Я захотела в туалет, и скрылась в доме. Взглянула на своё отражение – загорелое, чуть поплывшее от беременности. Бросила взгляд на тату, ухмыльнулась и помыла руки.

Ну, хоть она не расползлась вширь.

Иногда, очень редко, если тосковала – водила пальцем по чернилам и вспоминала его прикосновения и такие же чернила на смуглой коже. Слёзы со временем высохли, осталась только горечь – такая же острая, как запах его тела.

Больно тоже уже не было. Боль постепенно прошла, когда родила сына – на её месте появилось чувство благодарности. Пусть предал, пусть обманул, пусть использовал – но подарил кое–что, оставил после себя напоследок что–то светлое и чистое.

***

Now and then I think of all the times you screwed me over

But had me believing it was always something that I'd done

And I don't wanna live that way

Reading into every word you say

You said that you could let it go

And I wouldn't catch you hung up on somebody

That you used to know...

Gotye feat. Kimbra «Somebody that I used to know»

Дома время летело не так быстро и спешно, как на острове. Папа нашёл мне квартиру в городе, чтобы я не моталась туда–сюда с ребёнком на электричке и маршрутке. Хотела оформить кредит, пока доходы позволяют и банк предлагает, но он мягко осадил и воспользовался отложенными на чёрный день средствами. Я не знала, как его благодарить, гадкие воспоминания о прошлом с Андрусом не отпускали – казалось, что снова стала содержанкой и живу за чужой счёт. Но отец был не преклонён, и сказал, что это не для меня, а для Витьки. А, поскольку, на несовершеннолетнего по закону оформить недвижимость нельзя, он оформляет её на ближайшего родственника – его мать.

Надавил на больное место – я сдалась. Для себя не хотела ничего, но для сына… В общем, въехала в июле в небольшую однушку неподалёку от поликлиники и обустроенного парка с гравийными дорожками. Коммунальные были небольшими, ходила с сыном на разные занятия: гимнастику для малышей, бассейн, в детские комнаты – могла позволить.

Много фотографировала его – родители подарили профессиональный агрегат с хорошим объективом. Наряжала в разные наряды, укладывала в плетёные корзинки с овечьей шкурой – стены в комнате постепенно увешала фотографиями сына. В августе ему исполнилось четыре месяца: отмечали скромно, в семейном кругу – я, мама и папа.

– Агуш, ты совсем никуда не ходишь, – тихо обронила мама, когда мы мыли посуду, – Может быть, я останусь у тебя как–нибудь на ночь, а ты сходишь с подружками, развеешься.

– Да ну, мам, как ты себе это представляешь, – отмахнулась я, вытирая тарелку, – Витька ещё на грудном, ночью его кормить надо каждые три часа. Тем более, сейчас зубки лезут, он капризничает…

– Ну, с тобой я как–то справилась двадцать шесть лет назад, – она с укором посмотрела на меня, – И с внуком справлюсь. Тем более, – она подала мне ещё одну тарелку и начала потирать мыльной губкой следующую, – Ты не обольщайся и не рассчитывай гулять всю ночь. Но до двенадцати–часу сходить можешь.

Я пожала плечами и не придала значения её словам. Но тут, за спиной раздалось улюлюканье Витюшки, а затем голос отца:

– Агата, мама права. Ты молодая совсем, хватит сидеть в четырёх стенах. Если боишься, то мы вдвоём можем посидеть с Витькой. Как вернёшься, домой поедем.