Сосед по парте

Мы пошли ко мне в комнату, устроились на диване, и я кратко обо всем рассказал.

— Так, — заявил Градов тоном Мюллера из «17 мгновений». — а теперь попрошу с этого места подробней.

Я собрался и постарался все воспроизвести поточней. Градов молчал, никак не выражая своего отношения к тому, о чем я говорил. Но я почему-то не сомневался в том, что он на моей стороне. Наконец я умолк, и пришла его очередь говорить.

— Вот, дьявол, не думал, что придется пользоваться опытом прошлых поколений, — сказал он, вздохнув. — Но отступать некуда и некогда. Мама скоро возвратится домой, и неприятности ей и Марте не нужны.

— А Марта здесь при чем?

— Кто же поверит, что такие взгляды принадлежат мальчику 12 лет. Конечно же подумают, что ребенок транслирует взгляды взрослых. И выстроится у них такая пищевая цепочка: школьник — МАТЬ — БИБЛИОТЕКА. Вернее наоборот.

— Ну, во-первых, я уже не ребенок, этот возраст в четвертом классе заканчивается. А, во-вторых, всё, о чем я говорил, я в википедии прочитал, без мамы и Марты.

— Прочитал — да. Но полез бы ты туда, если бы взрослые в твоем окружении не говорили об этом. Вот в чем вопрос. Ты ведь слушал не только то, что тебе твоя географичка говорила, но и то о чем, я уверен, были разговоры или даже споры в библиотеке. Между сотрудниками и читателями, между мамой и Мартой. Кстати, как там, в библиотеке, все придерживаются твоего мнения?

— Мама и Марта — да. Серафима, как Шишкарев, считает, что политика не наше дело, а Катерина вообще этим не заморачивается. Есть еще Елизавета Петровна — методист, так она «Крымнаш». А в библиотечном активе я не знаю. Марта запретила затрагивать в разговорах эту тему.

— Итак, в сухом остатке: всякие домыслы твоей классной о том, что говорят сотрудники библиотеки о полуострове в Черном море, надо пресечь на корню, — произнес Градов задумчиво.

— Леша, а знаешь, что дедушка Влада, который в Судаке живет, сказал о референдуме? Он сказал: «Захотелось му… мудрецам… чужого масла на свой хлеб, а получат лихое время для своих сынов». Это после того, как его соседи радовались, что у них пенсии станут больше. Мне Влад написал.

— Вот такая ссылка нам не нужна! Совсем! Это не википедия! А скажи, Кит, если бы отмотать время назад, как бы ты закрасил полуостров?

Я пожал плечами.

— Вообще-то я не думал, что это какой-то особенный поступок. Ну, это как решил задачу и написал ответ. У меня такой.

— А в «решебник» значит не заглядывал. — произнес он задумчиво.

Я не ответил.

Градов провел рукой по моей коротко стриженой голове от затылка до лба и встал.

— А ты, а как ты относишься? — спросил я.

— Догадайся с трех раз, — сказал Градов, широко улыбаясь, и по интонации я понял, что продолжения разговора не будет.

В школе и дома

На следующее утро Вишневская ждала нас с Шишкаревым на перекрестке. Родька существовал в своей реальности и никак не мог простить Шалимову оскорбительную характеристику его взрывчатой смеси.

— Нужно было добавит гидро… (эту абракадабру моя память не удержала!), и тогда йода вполне бы хватило, — бубнил он. — Шарахнуло вполне нормально.

— Молчал бы уже, «безумный Николя»! Хорошо еще, что с тобой был Ванька, а не Кит. На Никиту и это бы повесили!

В школе интерес к моей персоне продолжал тлеть, то разгораясь, то почти угасая. Большинство ребят уже забыло про вопли «географички». Но кореша Климова, по-прежнему, активно пытались разными способами устроить мне неприятности: облили какой-то бурдой в буфете; демонстративно спихнули меня со стула на пол; в гардеробе сорвали с крючка куртку и прошлись по ней ногами. И все это с кричалкой «вали бЕндеровца»! Если рядом не было Родьки или Вишневской, никто не обращал на это внимание. В том числе и учителя. Я отбивался сам. Но сразило меня то, что к числу таких спокойных наблюдателей относился и Старобогатов.

На уроке литературы Шаповалов, возвращаясь после своего блеяния у доски, обозвал меня, как обычно, и так толкнул стол, что рюкзак грохнулся на пол. Но Старбог только поднял на минуту глаза от журнала и опять в него уткнулся. Пожалуй, это было самым обидным. Я не выдержал и рассказал все Градову. Он задумался, потом спросил:

— Сколько твоему кумиру? Лет семьдесят?

Я задумался:

— Во время войны он в школе учился.

— Значит еще старше. Ну, и что ты хочешь от такого старого человека? Он, небось, и на ухо туговат. Забей!

Я засмеялся:

— Смотри, не скажи так при маме! Она сленга на дух не переносит!

А когда ты мне расскажешь, как тебя Павлик спасал?

— Не забыл! Давай занимайся своей домашкой. После ужина поговорим.

* * *

Вечером я услыхал, как Градов вышел из квартиры, а дверь не захлопнул. Потом стало понятно, что он позвонил Доре. Меня, конечно же мучило любопытство. Я вышел в коридор и прислушался. Градов к Доре в квартиру не зашел, и разговаривали они на лестничной площадке.

— Я с Вашего листочка все имена переписал и молебен заказала. А Вы сами не хотите к Троеручице приложиться? У нас древний список, намоленный.