Читаем Соседи полностью

Упрек развязного, на диво предприимчивого парня ударил Степана Ильича в самое сердце. Он ходил по комнате и, как оглушенный, мотал головой. Потом остановился у окна и прижался лбом к холодному стеклу. «Да, этот прохвост прав — задержи я Бореньку, спаси его, и он остался бы жить. Сейчас я тоже мог бы таскать на руках внучат, ощущать на шее их нежные душистые ручонки. Кому не хочется? Но время, время, черт возьми! Какое время мы все вынесли! Мы и наши бедные прекрасные дети…»

В комнате стало совсем темно, но Степан Ильич не зажигал света. «Интересно, жалел бы Борис, если бы я не пустил его в ополчение? Жалел бы! О, те парни были людьми долга! Борис наверняка возненавидел бы меня за такую заботу о нем. Он уже много понимал тогда и сам решил так поступить. Я знаю, на свою спасенную жизнь он смотрел бы как на существование. Он стыдился бы. Он потерял жизнь, не приняв существования… Но почему я сейчас не умею ничего этого доказать? Если бы кто-нибудь мог заглянуть мне в душу! А без этого… Нет, не хватает слов. Да и нужны ли здесь слова?»

Ему пришел на память сын, каким он его видел и запомнил навсегда с тех давних дней перед войной. Закрыв глаза, Степан Ильич в невыносимой муке потряс головой. Он все еще думал не о себе, теперешнем, а о нем, тогдашнем. «Как я его понимаю! Он просто не мог поступить иначе, мой мальчик…»

Клавдия Михайловна неслышно отворила дверь и увидела его лежавшим головой на подоконнике. Приволакивая больные ноги, она приблизилась и опустила руку на его согнутую спину.

— Ты что это, Степа? Да господи… Ну, чего уж теперь…

Оттого что она, не постучав, вошла и впервые назвала его по имени, на «ты», Степан Ильич, не вставая, с трудным всхлипом повернулся и, протянув руки, ткнулся, как ребенок, лицом в ее теплый бок.

Собираясь на прогулку, Степан Ильич старался ничем не выдать своего намерения позвонить. В кармане старого плаща на вешалке была целая горсть мелочи, и он захватил этот ненужный плащ с собой, чтобы порыться, отыскивая двухкопеечную монету, не на глазах Клавдии Михайловны. После вчерашнего он почему-то стыдился свояченицы. Пусть думает, что на всей этой свалившейся после путешествия истории поставлен крест. А новые звонки — новые волнения… Но самому Степану Ильичу хотелось позвонить еще вчера, он до сих пор стискивал зубы, вспоминая наглого, отбросившего всякую вежливость парня. Неужели Наталья Сергеевна и теперь будет защищать своего зятя?

День уже набирал силу, припекало, на площадке с песком убавилось детворы. Бросив плащ через плечо, Степан Ильич занял телефонную будку.

Голос Натальи Сергеевны показался ему болезненным, слабым — ясное дело, тоже переживала.

— Ну, зачем вы так? Он же пришел к вам… Ах, как вы не поймете! У мальчишки никогда не было отца. И он к вам… Неужели так трудно догадаться?

— Но он же… он же говорил черт знает что! Вы бы только слышали!

— Что он еще понимает? Вы же старше, умнее. Нашли с кем!

Ее мягкий терпеливый упрек внес в душу Степана Ильича разлад. Ведь все началось вчера с просьбы Никиты поговорить с полковником Свидерским. «А может быть, все теперь так поступают? Поддерживает же мать своего ребенка, когда он учится ходить! И полковник Свидерский… Недавно его дочь, студентка, получила квартиру в центре города. Каким, спрашивается, образом, за какие заслуги?»

— Так что они у вас — едут, не едут? — грубовато спросил он.

— Поедут, конечно. Да им и нужно съездить.

— А-а… со справкой этой?

— Что-то там… Он же действительно на учете, у него неважно с легкими. Он кашляет по ночам. Я же с ними живу и слышу…

По каким-то признакам Степан Ильич догадался, что она намеренно сгущает краски, желая хоть немного обелить в его глазах эгоизм молодых. Ясно, она же целиком на их стороне!

— Так мне что теперь, — все тем же тоном спросил он, — извиняться?

— Разве в этом дело? Бедный ваш Борис… Он бы с вами намучился.

— Хватит, — обрезал он, — оставим Бориса! Мне нужно вас увидеть, поговорить. Слышите?

Она стала отказываться, он рассердился:

— Да ну их к черту, ваших ребяток! Вы что, на цепи? На полчаса не сможете вырваться из дома?

— Опять вы волнуетесь, Степан Ильич!

— О, — издевательски хохотнул он, — какая заботливость!

— Ну хорошо, — сдалась она. — Мне, кажется, все равно нужно в магазин.

— Вот видите. Когда вы идете?

— Наверное… н-ну через час.

— Я вас встречу. До свидания.

На улице он взял такси и, пока ехал, часто посматривал на часы. Выйти и ожидать ее лучше всего у писчебумажного магазина. Он так и сделал. Этого места ей не миновать. Вон оттуда покажется и пойдет здесь… Она сказала — через час. Остается еще минут пятнадцать. А вот и скамейка, можно сесть.

Он увидел ее издали и вскочил. Одной рукой она вела ребенка, в другой несла кошелку. Малыш заметил его первым.

— Дя-дя! — закричал он.

«Узнал!»

Ребенок помог ему одолеть первую неловкость.

Опустившись на краешек скамейки, Наталья Сергеевна отодвинула его плащ и с тревогой посмотрела по сторонам.

Он рассмеялся:

— Да перестаньте вы! Раньше так горничные убегали на свидания.

— Вы все шутите…

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза