Потому что губ у него попросту нет.
Как нет у него и носа.
Пока там какие-то органы решали вопрос об уголовном деле и умерщвлении собаки, хозяйка продолжала выгуливать своего любимца. Правда, всё чаще в наморднике. Хотя, бывало, и без него.
Ты не помнишь родителей покусанного парня. Не помнишь, были ли они рохлями или чем-то в этом роде, но как бы там ни было, а свою соседку они не покалечили. И даже не покалечили её собаку… Как будто эту честь приберегли для кого-то другого.
Примерно через две недели после инцидента, ты поднимаешься по лестнице домой. Ты ходил на первый этаж к знакомому отца за крестовой отвёрткой. На одном из лестничных пролётов на тебя набрасывается тот самый ротвейлер.
Хозяйке в тот раз было некогда напяливать на своего любимца намордник, она куда-то очень спешила и решила выгулять собаку без него.
Тебе повезло, что за долю секунды до броска ты успел в блоке выставить свою левую руку. Челюсти ротвейлера впились в мышцы твоего предплечья, сомкнувшись на них мёртвой хваткой.
В те дни в вашем доме ещё не дали отопление. Именно это тебя и спасло. Потому что на тебе была толстая вязаная кофта. Её грубая материя помешала собаке разорвать твою руку в клочья. Свирепый зверь просто вцепился своими могучими челюстями в твою левую руку и полувисел на ней, стоя на полу лишь на задних лапах и громко рыча.
В тот момент ты даже толком не успеваешь испугаться. Возникает лишь какая-то растерянность, заминка, но не больше.
Пока невысокая хозяйка кричит "Фу! Нельзя!" и пытается оттащить свою шавку от тебя, ты дёргаешь рукой. Ты ощущаешь, что с каждой секундой пальцы зажатой, будто в тисках, руки немеют всё больше.
Рычащий ротвейлер висит на твоей руке мёртвой хваткой не меньше пятнадцати секунд. Что интересно, тебе за это время даже в голову не приходит как-то ударить собаку. Эта мысль словно избегает тебя в силу своей противоправности…
И вот когда тебя вдруг будто озаряет мысль "А какого хера? Она же на меня напала", ты тут же сильным тычком вонзаешь в грудину рычащего ротвейлера крестовую отвёртку.
Собака глухо взвизгивает, и ты чувствуешь, что её хватка на твоей онемевшей руке ослабевает. Тогда ты ещё два раза с силой втыкаешь отвёртку в собачью грудину.
Ротвейлер выплёвывает твою руку и глухо заваливается на железобетонные ступени. Ты удивлённо смотришь на массивное собачье тело, которое лежит у твоих ног, и далеко не сразу понимаешь, что хозяйка убитой собаки кричит на тебя и проклинает.
– Засужу, тварь! – горланит она на все этажи и опускается перед своим любимцем на корточки. – Что ты натворил, паскуда?!
– Иди ты на хер, – тихо отвечаешь ты и с окровавленной отвёрткой поднимаешься домой.
Эти соседи с бойцовскими собаками… У твоей знакомой, которая работает кинологом, есть своя гипотеза насчёт таких людей.
Она считает, что всякий, кто обзаводится собакой бойцовской породы, находится во внутреннем конфликте с обществом. Такой человек насторожен. То есть в глубине души он просто боится общества и поэтому старается создать вокруг себя некую неприкосновенную ауру, силовое поле, которое никто не сможет пересечь. Этот человек погружает себя в кокон отчуждения.
Все эти бойцовские собаки, говорит твоя знакомая, ты когда-нибудь смотрел в их глаза? Они же холодные и бессмысленные. Бездумные поросячьи глазки… Особенно у питбулей. Человек от такой собаки не ждёт преданности и внутреннего тепла, как от немецкой овчарки или лабрадора.
Такие собаки – это некое подобие рва с водой вокруг твоей крепости. Подобие частокола или металлического забора под напряжением.
Люди боятся других людей и поэтому хотят, чтобы те боялись их.
Это наши соседи. Соседи любого из нас. Каждого.
Они боятся нас, а потому хотят, чтобы мы боялись их…
Годы спустя ты несколько раз бывал неподалёку от того дома, где вы раньше жили в коммунальной квартире. Ты видел во дворе того парня, которого изгрыз ротвейлер…
Толстый друг выкатывал его на инвалидной коляске в тень деревьев и сидел рядом с ним на скамейке. Они всё время о чём-то говорили.
Лицо этого парня – это лишь то, что смогли пересадить хирурги, пытаясь придать его облику хоть толику былой человечности…
Он не может улыбаться. Нервы не передают в лицевые мышцы электрические импульсы.
Только лишь кривая, исковерканная мощными челюстями ротвейлера рожа когда-то красивого мальчишки…
Теперь, когда он улыбается, он так и говорит своим искорёженным ртом без губ:
я улыбаюсь, Толя…Когда опечален, то так и говорит:
я грущу, Толя…Все эти его слова… Это как пародия на смайлики в интернет-переписке.
Четыре дня назад ты был пьян. Сидел дома и пил. Один.
На твой мобильный опять был звонок с этого знакомого номера.
Стоит нажать кнопку вызова, и усталый мужской голос начнёт уговаривать тебя достать для него взрывчатки.
Да, именно так. Будет просто просить у тебя взрывчатку.