Соседи

Рыбка первой выходит на связь, сообщая, что задержится. Следом летит фотография из кафе, на которой улыбается Маша, помню ее со школьных времен, но как вернулся в город, еще не пересекался с ней. Давлю приступ ревности в зародыше и пишу, как сильно соскучился. Не хватало только превратиться в истеричку, ревнующую к каждому столбу. Но мне так мало моей Рыбки, что хочется прогуляться до кафешки и потом вместе идти домой.

От этой мысли отказываюсь, иначе правда буду выглядеть как параноик, поэтому, закончив с делами, плетусь на кухню, решая побаловать себя жареной картошкой. Выходит не слишком хорошо, о чем оповещаю Рыбку. Когда через время раздается звонок в дверь, я решаю, что это Юля пришла меня спасать, поэтому открываю не глядя, натыкаясь на Жанну.

Она снова во всеоружии (в платье с глубоким декольте), только на этот раз решила задобрить меня еще и сладостями. А я так радостно открыл, что теперь точно быстро не отвяжется.

— Жанна Валерьевна, добрый вечер, — держусь подчеркнуто вежливо, на что соседка недоуменно хлопает глазами. Ну да, ждал другую, поэтому и прискакал как довольный пес, услышавший хозяев еще на лестнице.

— Максим… Александрович, уж не надеялась застать вас дома, — врет нагло и приторно улыбается, а мне становится противно. Нет, это ж надо так отчаяться, чтобы вешаться на меня, когда я ни словом, ни делом не дал понять, что заинтересован в ней.

— Поэтому сразу с пирогом? — едва не усмехаюсь и хмурюсь, слыша возню на лестнице. Кого там еще несет? Пьяного соседа?

— Я… В общем, извини меня, пожалуйста, в прошлый раз вышло не совсем так, как следовало бы, — она нервно посмеивается и поджимает губы, глядя на меня снизу вверх. Не, ну был бы свободный мужик — поплыл бы, а сейчас на меня такие приемы не действуют. — Надо повторить более культурно. А пока возьми пирог. И футболку, ты забыл тогда.

Черт меня дергает посмотреть на того, кто это затих на верхней ступеньке и наблюдает теперь за драмой. Перед соседями все надо прояснять жестко и сразу, иначе прослыву потом блядовником, который за каждой юбкой разведенной увивается.

Взгляд натыкается на Рыбку, бледнеющую в один момент. Она хватается за перила и смотрит на меня остекленевшим взглядом, от которого становится больно в момент. Навыдумывала, а я опять козел. И если в прошлом я и правда накосячил, то сейчас-то нет! Грудь разрывает изнутри, хочу наплевать на все и броситься следом, но она уже разворачивается и смахивает слезы со щек.

— Юля, стой! — кричу, надеясь образумить ее, но куда там. Она летит вниз так быстро, что, если бы я сразу помчался за ней, не догнал. А тут еще и Жанна. Закрываю глаза и делаю тяжелый вдох — внутри все сдавливает от боли и несправедливости, но проблемы нужно решать поочередно. И первая на очереди — соседка по лестничной площадке, слишком уж довольная для того, что только что увидела.

— Может, чаю?

— Какой, нахрен, чай, Жанна? — срываюсь на нее. — Спасибо за пирог и за майку, — забираю последнюю из ее рук, — но на этом все. Никаких других разов, никаких тортиков и намеков. Я другую люблю, Жанн, — вижу, как на этих словах она грустнеет и тупит взгляд. Неприятно? Мне вот тоже не очень хорошо сейчас. Но ничего, пройдет, она женщина сильная, раз сына адекватным хватает ума растить, то и с драмой сердечной справится, — все остальное не интересует. Так что не лезь к нам и про меня забудь.

Слышу всхлип. Ну еще одна. Все давайте тут разревитесь и еще плакат растяните «Краснов — мудак».

— Но ты к Димке так хорошо… я и подумала…

— Что ты подумала, Жанна, из своей головы выбрось, — отрезаю. — А сын твой — парень хороший, я ему по-человечески помочь хотел, без всяких дополнительных смыслов. Так что завязывай сырость разводить, — тяжело говорить. Подвинуть бы ее да вниз рвануть за Рыбкой своей. Но если сейчас не решить все — не отвяжется, а мне надо, чтобы навсегда отстала и не мешала.

Она вытирает слезы и сильнее сжимает блюдо с пирогом. Отвратительное зрелище, мне даже немного ее жаль.

— Максим… — тихо всхлипывает.

— Что еще? — уже откровенно бешусь, сдерживаясь из последних сил. Она не решается посмотреть в глаза, и я не знаю, чего ждать: признания в любви до гроба или ругательств. Давайте уже второе, да я пойду. Слушать ее сил нет, ей-Богу.

— Я там Юле… — замолкает, хватая ртом воздух. Ну приехали! Что там еще было? Хочется хорошенько ее встряхнуть за плечи и допытаться ответов. — В общем, я не знала, что у вас все так серьезно, ну и сказала, что натравлю проверку на тебя раньше, и секцию прикроют… если… — она уже рыдает то ли от стыда, то ли от страха передо мной, — если она тебя не бросит.

Бля-я-ядь. Как можно быть такой идиоткой в тридцать лет, а? Еще и выдумала все удачно, когда проверку перенесли. Все-таки хватаю ее за плечи и легонько встряхиваю, вынуждая посмотреть мне в глаза.