Соседи

– Ну и зря ты, – осмелев, сказал Алесь. – Здорово же: лес, речка! Могли бы в гости друг к другу ходить…

Синица больно ткнул его локтем под ребра, Галка сделала страшные глаза. Валюшка поджала губы и отвернулась. Костяшки пальцев, сжимающие стакан с компотом, побелели. Может, она что-то сказала бы, но тут из кухни выпорхнула Зыкина с блюдом в руках.

– А вот и ананас, – пропела она.

Ребята стали разбирать полупрозрачные ломтики чего-то, похожего на сырую картошку. Алесь остался сидеть в углу дивана, беспомощно глядя на Валюшку, и только стискивал и разжимал кулаки на полных коленях. Но хозяйка квартиры больше на него не смотрела.

– Не обижайся, – тихо сказал Леня. – У нее там сестра пропала.

Вздрогнув, Алесь обвел взглядом комнату. Из рамок там и тут смотрела пятилетняя девочка с косичками, закрученными в баранки. На черно-белых снимках застыла ее широкая улыбка.

– А ты думал, почему на фотографиях ребенок, но игрушек нигде нет? – спросил мудрый староста.

Алесь понял, что действительно не видел в квартире ни брошенной на диван куклы, ни забытой в прихожей юлы.

– Что с ней случилось?

– Утонула, наверное. Там речка быстрая и холодная, даже у меня ноги сводит. Валя недоглядела.

Ананас оказался безвкусной дрянью. Зыкина сказала, что он просто еще не поспел, а на самом-то деле это пища богов. Зато девочки действительно стали танцевать, прямо на ковре, сбросив туфли, когда Леня поставил кассету Аллы Пугачевой. Валюшка чудесно плясала, прихватив юбки двумя пальчиками и высоко выбрасывая босые ноги. Больше она не заговаривала с Алесем, и он тоже не решался открыть при ней рот. В одиночестве он тихо давился компотом в углу. Когда он вышел в коридор, никто даже не обратил на это внимания.

Алесь пристально рассмотрел себя в пыльном зеркале, встроенном в трюмо. Круглое розовощекое лицо казалось отвратительным. Он ущипнул себя за подбородок и дернул светлую прядь выгоревших на солнце волос.

– Свинья, – прошипел он с чувством. – Тупой колхозник. Свекла.

Алесь поскреб щеку, будто пытаясь сорвать с себя уродливую маску. На лице остался розовый след от ногтей. Из зеркала смотрела хорошо откормленная трусливая хрюшка.

Глава 2. Коробка с котятами

Летом Ленька вместе с отцом делал зарядку каждое утро. В четыре руки они убирали из большой комнаты стол, затем расстилали гимнастические коврики и открывали окна, чтобы свежий воздух наполнил дачу. Иногда папа, если был в хорошем настроении, запускал проигрыватель и ставил пластинку Высоцкого. Он не любил кассетники и называл их бездушными. Под звуки "Утренней гимнастики" отец, босой, в трико и майке, поднимал гантели, приседал, махал руками и ногами в разные стороны. Когда он отжимался на кулаках, видно было, как перекатываются под загорелой кожей тугие канаты мускулов. Рядом Ленька отжимался от пола на ладонях.

Потом, умываясь ледяной водой, он пристально изучал собственные худые руки. Он так и эдак напрягал мышцы, щупал бицепс, сжимал кулаки. Если ему нравился результат, он потом целый день ходил довольный и шире держал плечи. Но до отца Леньке было еще очень далеко.

Мама в это время обычно готовила завтрак. Она жарила сырники на шипящей чугунной сковороде и варила для отца кофе. Растворимую бурду он терпеть не мог, как и суп-концентрат из пакетика и мороженые микояновские котлеты. Даже зимой мать в любую погоду ездила на рынок, чтобы купить приличное мясо, а Ленька покорно отстаивал очереди в овощных магазинах.

– Порядок, как и беспорядок, начинается с малого, – любил говорить отец. – Если человеку все равно, что есть, ему скоро станет наплевать, где жить и как работать. А там недалеко до того, чтобы совсем потерять человеческий облик.

Иногда он добавлял: "Посмотрите на…" Тут обычно следовало перечисление людей, которых папа считал безнадежными неудачниками: растратившие талант ни за грош коллеги, спившиеся академики, патлатые музыканты в переходах и продажные женщины.

Так что в доме Тереховых царил порядок. На холодильнике висел график дня и перечень обязанностей для каждого в семье. Поездки загород и выходы в театр папа маркером отмечал на настенном календаре. Планы никогда не нарушались, даже если кто-то приболел или устал. В учебные дни Ленька вставал в шесть по будильнику, в выходные поднимался не позже восьми. Если ему случалось долго валяться в кровати утром или допоздна засидеться с книгой при свете настольной лампы, отец заглядывал к нему и выразительно постукивал пальцем по наручным часам.

– Леонид!

Это строгое "Леонид" заменяло окрики и замечания. Ленька не смел ослушаться. С больной головой он вылезал из теплой постели на зарядку и гасил свет на самом интересном месте, когда Дантес сбегал из тюрьмы в мешке.