Маша встретила его в дверях, провела в дом, он увидел две маленькие, жарко натопленные (в углу, в коридорчике топилась печь-голландка, выложенная старинными изразцами) комнатки. Полы застланы домоткаными половичками, широкая кровать и две кушетки, на которых лежали одинаковые льняные покрывала. На подоконниках цвели алая и лиловая герань, а над ними возвышался огромный куст столетника.
— У тебя уютно, — сказал Семен, оглядываясь вокруг.
— На том стоим, — сказала Маша, — а вот и моя подруга, Валя, познакомься.
Невысокая женщина, как видно, постарше Маши, вошла в комнату, застенчиво улыбнулась Семену.
— Располагайтесь, — сказала, — будьте, как у себя дома...
Она выговаривала слова не по-московски, на «о». И вся она казалась провинциально-уютной, патриархальной и в отличие от Маши какой-то, как подумал Семен, негромкой...
— Я к вам почти со всей семьей, — сказал Семен, — и с дочкой, и с собакой...
Помрачнел, подумав о том, что вовсе не вся семья в сборе.
— Как вашу дочку зовут? — спросила Машина подруга.
— Левя, — ответила Леля.
— А меня тетя Маша, — сказала Маша, — а ее — тетя Валя.
Леля протянула руки к Маше.
— Ах ты, моя детка, — растроганно проговорила Маша. — Устала, наверно?
Леля подумала и зевнула.
— Надо ее уложить спать, — сказала Валя.
— Сперва пусть молока попьет, — сказала Маша.
Позднее она вышла проводить Семена.
— Не беспокойся ни о чем, будем за дочкой твоей следить в четыре глаза...
— Можешь себе представить, я ведь сразу о тебе подумал, — сказал Семен, — ни о ком другом, даже не о матери, а только о тебе.
Смуглые щеки Маши снова, как и тогда, в тот памятный раз, покрылись неярким румянцем.
Глядя в сторону, она сказала:
— И о собаке не тревожься, будем с нею гулять, сколько положено.
— Только не потеряйте ее, Лена эту собаку ужасно любит...
— Не потеряем, — пообещала Маша.
Вечером после работы он отправился в больницу к Лене. Маша сказала:
— Пошли вместе, я здесь погуляю, тебя подожду...
Семен откровенно обрадовался. Все-таки хорошо, что у него такой вот верный, ни на что не претендующий, преданный друг, как Маша!
Лечащий врач, немолодая суровая женщина, не пустила его к Лене.
— Ей сейчас не очень хорошо, — сказала.
— Но я хочу ее видеть, — упрямо настаивал на своем Семен, — во что бы то ни стало!
Врач пожала плечами, молча прошла вместе с Семеном по коридору. Потом открыла дверь палаты.
Около окна на койке лежала Лена. Глаза закрыты, щеки белые, словно мел, и губы белые.
— Она в сознании? — спросил Семен.
— В забытьи, — ответила врач.
Взяла его за руку, почти насильно вывела из палаты. Заверила на прощанье:
— Мы сделаем все от нас зависящее...
Он вышел на улицу. Молодой январский снег часто падал с неба, декабрь был дождлив, слякотен, совсем недавно, в первых числах января, установила настоящая зимняя погода.
Семен вдохнул в себя морозный воздух. Как хорошо жить! Как прекрасно глядеть на деревья, опушенные снегом, на серое, в клочковатых тучах небо, на летящие мимо машины. Ах как хорошо! Почему же мы не ценим счастья жить, дышать, видеть, чувствовать, когда мы здоровы?..
Снова вспомнилось белое, неподвижное лицо Лены, ее плотно закрытые веки, тени под глазами. А она ничего сейчас не видит, не может шевельнуться, возможно, даже...
Он до боли сжал руки. Неужели может произойти несчастье? Неужели?! Нет, никогда, никогда в жизни!
Он не заметил, как произнес вслух: «Никогда в жизни!»
— Ты о чем это? — спросила Маша, она стояла около дверей лечебного корпуса, смотрела на Семена, покусывая губы.
— А я забыл о тебе, — произнес Семен.
— Зато я помнила о тебе, — сказала она.
Взяла его под руку, подняла повыше воротник его пальто.
— Лена в забытьи, — сказал Семен, — я вошел в палату, она даже глаз не открыла...
— Я уверена, что она поправится, — сказала Маша, — она же молодая, здоровая...
— И молодые, случается... — начал Семен, не докончил.
Маша негромко сказала:
— Будет тебе. Пойдем лучше ко мне, чего тебе одному весь вечер дома телепаться, мыслями себя терзать?
Семен представил себе, как холодно, неуютно у него сейчас дома, без Лены и без дочки, благодарно взглянул на Машу.
— На часок, ладно?
— Можешь и на дольше, — сказала Маша.
Леля уже спала, когда они пришли. Вали не было дома.
— Наверно, гуляет с Плюшкой, — сказала Маша.
Семен подошел к кровати, полностью отданной во владение Лели.
Леля спала на спине, выпростав поверх одеяла руки. Длинные ресницы полукружьями лежали на розовых щеках, рот полуоткрыт.
— До чего она у нас красивая, сил нет, — проговорила Маша.
Семена чуть резануло это «у нас». Почему Маша так говорит? Ведь Леля переехала к ней временно, вот поправится Лена, и Леля немедленно поедет обратно, к себе домой.
— Она не плачет, — спросил он, — не зовет маму?
— Сперва ревела, правда, недолго, потом успокоилась. Валя с ней песни поет, в ладушки играет...
В коридоре хлопнула дверь.
— А вот и сама Валя, — сказала Маша.
Но сперва в комнату вбежала Плюшка. Ринулась к Семену, потом бросилась в соседнюю комнату, все кругом обнюхала, оглядела. Грустно улеглась на своей подстилке, возле окна.