Соседи (ЛП)

— О. Семнадцать, может быть? — Я точно знала, сколько ему лет, помнила, как много лет назад Лиам показал мне фотографию своего ребенка. Я не позволила своему разуму развивать это воспоминание и засунула его обратно в самый темный угол своего сознания, в коробку с надписью «Не открывать». Помыв помидоры под струей воды, я положила их на деревянную разделочную доску.

— Он симпатичный?

Я закатила глаза и взяла в руки нож.

— Он слишком молод для тебя, Линн.

Она рассмеялась.

— Не будь глупышкой, — заявила она, размахивая своим бокалом. — Не для меня. Для Сары. У нее ведь нет парня, правда?

Дрожь пробежала по моему позвоночнику.

— Она слишком молода.

Линн фыркнула.

— Ей шестнадцать. Сколько было тебе, когда у тебя появился первый бойфренд?

— Это другое.

— В чем разница?

Я опустила нож гораздо сильнее, чем собиралась.

— Просто другое, хорошо?

— Все в порядке?

Я выдохнула.

— Да. Извини. Немного устала, вот и все.

Она посмотрела на меня.

— Ну, тогда мы не будем задерживаться допоздна. Я лучше пойду проверю девочек.

Я не заметила рубиново-красных пятен, пока она не ушла. Я даже не почувствовала, как лезвие рассекло мою кожу. Ругаясь под нос, достала пластырь и обмотала им рану на пальце, мои мысли неслись вскачь.

Предположение Линн о том, что Сара и Зак могут понравиться друг другу, для меня не новость. Эта идея много раз не давала мне уснуть. Мне даже снились сны об этом, и я просыпалась от криков «Нет!»

Я вздрогнула от мысли, что они могут быть вместе, и быстро отогнала ее. Когда я снова спросила Сару, что она думает о Заке, она отмахнулась. Сказала, что он уже мистер Популярность в школе, но, по ее мнению, все еще идиот.

Я проверила ее дневник, чтобы убедиться в этом. И когда читала страницы, чувство отвращения, испытываемое мною к самой себе, на самом деле улучшило мое настроение. Это означало, что хотя бы часть меня все еще остается порядочным человеком.

Я заставила свои мысли затихнуть, пока заканчивала готовить салат, а затем чистила картофель, который Нэйт и Пол купили этим утром. Я видела их через окно, они стояли в саду, без сомнения, обсуждая газонокосилки, пиво и, в случае Пола, вероятно, приблизительный вес каждой груди Кейт Аптон.

Нэйт поднял голову и помахал мне рукой с широкой ухмылкой на лице. Я подняла руку в ответ, но так и не смогла даже наполовину изобразить его улыбку.

Когда зазвонил мой мобильный, я подскочила и схватила его, надеясь, что это Нэнси или Лиам отменяют ужин. Потом вспомнила, что ни у того, ни у другого нет моего номера, и, когда взглянула на телефон, мое сердце упало. Это снова звонила моя мама, и я перевела звонок на голосовую почту.

Я прослушала ее отрывистое сообщение, где она просила перезвонить и настаивала, что разговор важный. Дрожь удовлетворения пробежала по моей спине, когда я нажала кнопку удаления. Мне плевать на то, что она хотела сказать; у меня и так хватало эмоциональных потрясений, тянущих меня во все стороны. Зачем позволять человеку, который презирает меня больше всего на свете, делать все еще хуже? Она никогда не простит меня за то, что я сделала. Чего она не знала, так это того, что я тоже никогда себя не прощу.

Глава 23

Тогда

Эбби

Том мертв.

Сначала мне этого не говорили, но по лицам становилось все понятно. Медсестры не поднимали глаз и разговаривали тихим голосом, снова и снова повторяя, что со мной все будет хорошо, я буду в порядке.

Все будет хорошо. Я буду в порядке? Никогда больше я не буду в порядке.

Том мертв.

Я снова осталась одна в палате после того, как мою мать попросили уйти. Она приехала за несколько часов до этого, вероятно, сразу после того, как полиция сообщила ей, что оба ее ребенка попали в аварию. Я слышала ее крики в коридоре.

— Мой ребенок мертв! Он мертв! — Кто-то, должно быть, попросил ее успокоиться, потому что мама закричала: — Как я могу? Мой сын мертв!

На какое-то время все стихло. Я на несколько секунд отключилась, а когда открыла глаза, мама стояла у изножья кровати. Солнце едва взошло, но она тщательно уложила волосы в пучок. Ее щеки блестели от румян и слез, но водостойкая тушь упрямо держалась на длинных ресницах. Я заметила, что ее накрахмаленная белая рубашка настолько отутюжена, что вполне могла маршировать сама по себе. Меня всегда поражало, как быстро мать могла привести себя в порядок, но в данных обстоятельствах это вызывало отвращение.

— Мам, — говорю я. — Я… я…

— Том мертв. — Она обхватила себя руками, не сводя глаз с моего лица. — Его больше нет.

— Я знаю… Я…

— Ты была за рулем.

— Я… я думаю да. Я не могу вспомнить, но…

— Пьяная. — Она подняла подбородок. — Да?

— Мне жаль, мама. Пожалуйста, — шепчу я. — Мне так жаль.

— Я не могу увидеть его, Эбигейл. Они не дают мне.

Я всхлипываю.

— Знаю. Я просила пусть к нему. Они сказали… они сказали он… Там…

— Нечего опознавать.

Я видела, как расширились ее глаза.