На появление насекомых среагировал и Максим Александрович. Он резко побледнел и натужно закашлялся, спиной, при помощи рук, пятясь к противоположной стене, отчего немного напоминал странного, худого рака. С приходом насекомых, холод ворвался в помещение через распахнувшуюся форточку, быстро покрывая инеем пол и общую стену с соседней квартирой. От резкого перепада температур затрещали доски и деревянный подоконник, а окно, стали стремительно затягивать белые узоры невероятной красоты, чего ныне уже не встретить на современных стеклопакетах.
Было ли страшно в этот момент Орлову? Нет. Скорее интересно. Он часто осознавал себя во сне и воспринимал ночные грёзы не иначе как производное от деятельности слабоизученного подсознания. Поэтому, искренне считал, что совершенно не стоит бояться того, что происходит внутри себя самого. Перелетев в дальний, противоположный угол ближе к окну, Евгений Петрович стал с неподдельным вниманием, как за добротным кино, наблюдать за происходящими метаморфозами в помещении.
Трубы рядом с ним зашумели сильнее, срываясь на громогласный хохот невидимых вод.
Максим Александрович, в позе эмбриона, свернулся калачиком на полу и изо рта его, маленькими облачками, выходил пар. Заскрипели пружины, заставив Евгения Петровича обернуться и перевести взгляд на ближайшую кровать.
Маленькая, мёртвая женщина, медленно села на матрасе, со скрипом сухожилий, повернув голову сначала в сторону Орлова, а затем в сторону мужа. Мертвячка попыталась открыть зажмуренные глаза, которые давно ссохлись, превратившись в пустые, рыбьи зрачки, которыми грустно взирают на покупателей щуки и окуни через стекло прилавков:
– Ты не рад мне дорогой? – сипло, невнятно, хрипло, пробурчало отвратительное существо, – не ты ли звал меня ночами, когда я ушла? Вот я. Перед тобой. Ты не рад мне дорогой?
Встать у покойницы не получалось – ноги совсем разрушились, но руки, длинные и худые, цепкими пальцами ухватились за края кровати, стаскивая труп на пол.
Жена Михаила Александровича не стала терзать его. Вместо этого, оставляя вырванные ногти в досках пола и ковре, она проползла до двери. Удаляться прочь она не спешила. Вместо этого мёртвая женщина медленно обернула голову в платке на пороге назад, на 180 градусов, отчего хрупкая шея буквально скрутилась в жгут, после чего позвала супруга за собой:
– Пойдём! Своей магией ты хотел оживить меня, но получил портал такой силы, что эта комната превратилась в сумеречную зону между мирами. Пойдём, Михаил, иначе моя душа обречена, гореть вечность, терзаемая адским огнём. Пойдём к нему и к твоему другу. Или ты не мужчина, мой дорогой муж?
– Я мужчина! – заплакал Максим Александрович, поднимаясь на дрожащих ногах, – у меня никого нет, кроме тебя, Аня! Никого. И чтобы быть с тобой, я спущусь и в адские просторы.
«Да он безумен!» – неожиданно понял Евгений Петрович, анализируя бегающий, суетливый взгляд бывшего хозяина квартиры, который ни на чём не мог задерживаться долго, – «и именно поэтому творил с телом жены отвратительные вещи, не в силах расстаться со своей земной привязанностью!».
Странная пара вышла прочь. Увлечённый историей, Евгений Петрович полетел вслед за Максимом и мертвячкой, вскоре оказавшись на небольшом пятачке общего тамбура между двумя квартирами. Дверь по соседству – зелёная, железная и массивная, была открыта настежь, зияя тёмным провалом коридора, застеленного бордовой дорожкой.
– Приветствую вас, хозяин! – прокаркала противная бабка, переползая через острый порог, отчего платье, зацепившись за металлический выступ, было сорвано с её тела, – они пришли!
– Кто… они? – выдохнул сам коридор, исказившись, будто под потоком текущей воды.
Евгению Петровичу показалось, что странная тень мелькнула в конце коридора, наполняя пространство квартиры ледяным дыханием смерти. Было столь темно, что Орлов просто не мог разглядеть массивный, вытянутый силуэт, материализовавшийся из тьмы.
– Мой муж и новый владелец квартиры, – голая женщина в платке, всё дальше заползала вглубь бесконечного коридора, уводя за собой безумного супруга, который шёл вслед за женой, как агнец на заклание.
Евгений Петрович замешкался на пороге. Сон стал настолько необычным и реалистичным, что даже закоренелый атеист усомнился в его безопасности.
– Почему… стоит… на… пороге? – запульсировало пространство с каждым словом, – почему… не… входит?
– Не знаю, хозяин, – тело мертвячки почти скрылось в темноте, отчего и голос, почти растворился в пространстве, став тихим и далёким, – может ещё не пришло время. Но он войдёт. Я обещаю.
– Мне… нужно… тело…. Мне…нужно… новое…сильное… тело, – пульсировал коридор, всё больше вытягиваясь в длину и наливаясь тьмой, – и… ты придёшь… Женя… и ты… придёшь… и отдашь… своё…
– Зачем мне идти к тебе и чего-то там отдавать? – закричал Орлов, стараясь, чтобы голос не дрогнул от приступа первобытного ужаса – Мне и здесь хорошо!
Ответил Михаил, перед тем как окончательно раствориться во тьме: