— То есть в лифте ты фантазировала, как меня трахнешь?
В ответ на его слова и действия я чувствую жар во всем теле. И он сделал это с такой легкостью.
— Я помню то чувство, когда от ощущений кожа к коже становишься жадным до удовольствия, — произносит Келвин.
Когда его рот накрывает мой, я тут же вспоминаю эти ощущения — они не новые; подобные поцелуи уже были: нежные и дразнящие сначала, а потом превращающиеся в более глубокие и полные обжигающей страсти.
Скользнув руками вверх по моей спине, Келвин с тихим щелчком расправляется с застежкой моего бюстгальтера, снимает его с меня, а затем и блузку, не переставая при этом рассыпать какие-то слова по моей коже. Глядя на него сверху вниз, мне хочется стащить с него рубашку, чтобы посмотреть, как сокращаются мышцы плеч и спины, пока Келвин поцелуями спускается по моему животу и расстегивает юбку.
Моя одежда снова кучей свалена на полу у входной двери, но в этот раз я замечаю и запоминаю все. Как выглядит Келвин в тусклом свете дня, льющемся из окон гостиной, и как он улыбается, не переставая меня целовать.
Какая у него кожа на ощупь и что губами она ощущается мягче, чем кончиками пальцев.
Я замечаю, что Келвину нравится, когда я провожу языком по его груди и покусываю низ живота, и как его руки подрагивают у меня в волосах, едва я опускаюсь ниже и беру его в рот.
Но все, что я узнаю
о нем сейчас, не будет рассказано ни на одном собеседовании; наконец что-то происходит только для нас двоих. Мне не нужно запоминать, как Келвин замолкает, наблюдая за моими действиями, и как его дыхание сначала замирает, а потом с шумом возобновляется. Не нужно запоминать, как он просит меня не останавливаться, поскольку уже близко, или как предупреждает, пытаясь замедлить реакции собственного тела, прежде чем сдается и кончает — но тем не менее все это я о нем теперь знаю. И еще у меня нет необходимости делиться с кем бы то ни было, что Келвину нравится меня дразнить, когда он опускается на колени передо мной, или что он прикасается ко мне пальцами, которыми в другое время играет на гитаре. Или что именно от этого осознания я кончу, лежа на полу в гостиной.Попив воды, мы идем ко мне в постель, и поцелуи Келвина снова повсюду — на моих бедрах, животе и груди. Позже мы обязательно все обсудим, но прямо сейчас способны лишь на частое дыхание и стоны. Как будто до сих пор только и делали, что разговаривали — готовились и запоминали, зная, что все сказанное потом обязательно пригодится, — но в этот момент мне хочется лишь воссоздать смутные воспоминания, как в тот раз ощущался вес тела Келвина надо мной и прикосновения кожа к коже.
Ужасно странно, что происходящее кажется таким знакомым и проделанным тысячи раз, но как только Келвин оказывается внутри, ощущения меняются на новые. Теперь-то я понимаю, насколько пьяные мы оба были в ту ночь, и с уверенностью могу сказать, что тогда он не наблюдал, как вошел в меня; в ту ночь Келвин спешил. И еще с той же уверенностью могу сказать, что мои глаза тогда были закрыты, и все было более безумным и грубым. Мы не наслаждались процессом.
И точно знаю, что в тот раз ощущения были совсем другими. Сейчас я настолько восприимчива, что едва только Келвин начинает двигаться, впиваюсь в него ногтями, прижимаю к себе, и мы находим ритм, который ощущается так хорошо… это даже удивительно… Сама не замечаю, как волна накрывает меня с головой, и я кончаю.
Келвин не сводит с меня глаз и ускоряет движения…
Он настолько сосредоточен…
Потеряв ритм, он приходит к удовольствию вслед за мной, и его низкий стон вибрацией отдается у меня где-то в горле. Обхватив Келвина обеими ногами, я держу одну руку в его волосах, а другую на шее, и какое-то время мы просто лежим не двигаясь.
На улице идет дождь. Надо же, а я и не заметила. С неба льются потоки воды и, ударившись о карниз, устремляются на тротуар.
— Тебе понравилось? — шепотом и с заметным восторгом в голосе спрашивает Келвин.
— Да, — сглотнув и постаравшись восстановить дыхание, отвечаю я. — А тебе?
Немного отодвинувшись, он встречается со мной взглядом.
— Да, — Келвин наклоняется и целует меня. — У меня до сих пор мурашки бегают.
Вспотевший, он лежит прижавшись лицом к моей шее и обдавая ее теплым дыханием. По сравнению с произошедшим только что, та ночь кажется неловкой пьяной возней, от осознания чего я внезапно лишена дара речи.
Опершись на локоть, Келвин другой рукой придерживает презерватив и выходит из меня. Стоит ему отодвинуться, чтобы выбросить презерватив в корзину у кровати, все мое тело охватывает холод. Я притягиваю Келвина к себе и укрываю нас одеялом.
— Мне кажется, со мной ты никогда не сможешь имитировать оргазм, — целуя меня в плечо, бормочет Келвин.
Я смеюсь.
— Что? Нет, я не имитировала, конечно, но с чего ты взял?
— У тебя в этот момент по груди и лицу растекается румянец. Я думал, что смогу продержаться еще немного, но когда ты начала кончать, все пропало.