Соседи по Москве

Валентина принялась готовить бутерброды. Но на ходу перочинным ножом можно было только разваливать колбасу и хлеб на толстенные ломти. Андрей устроил пантомиму «в рот не влезет». Девушка сама это понимала. Мысленно кляла родителей за совет взять в дорогу не нарезки, а палку и буханку, себя за сговорчивость, но более тонкими куски не выходили. На деда, который пытался есть необъятное чудовище, вцепившись в него левой рукой, и держа руль правой, смотреть было жутко. Но привыкшие к неудобствам селяне откусывали и жевали с достоинством. Разве что чавкали оба. Однако это был не самый мерзкий звук, который мог сопровождать измельчение предложенной им еды.

Останавливались на предмет «мальчики направо, девочки налево» редко. Пассажиры были благодарны: замирать в нечеловеческих позах казалось легче, чем выбираться из машины, распрямляться, а потом опять скрючиваться «Ну и зубы у пенсов, ну и мочевые пузыри», – восхитился Андрей. «Да, в Штатах лет до трехсот проскрипели бы», – согласилась Валентина. Зато болтали потенциальные долгожители, не умолкая, особенно первые часа три.

– Ушли хорошие времена, сейчас в Москве много не заработаешь, – предупреждал дед.

– Да мы не столько зарабатывать, сколько интересно работать едем, – наперебой объясняли влюбленные. – Дороже всего стоит перспектива.

– Ой, деточки, аренда сожрет все, – жалостливо вступала бабка. – Вот если жить дома, в Воронеже, на столичную зарплату, тогда – благодать.

И далее в том же духе. Но ребята слушали вполуха – утомились. В отличие от стариков не догадались выспаться днем перед ночной поездкой. Под утро они ухитрились задремать даже при невыносимой боли в затекших суставах и мышцах. А, когда Валентина открыла глаза, в них хлынула сияющая белизна приближающегося города. Рассвет смягчал ее розовыми бликами. Чистый голубой небосвод над ней казался простым и строгим. Москва! Единственной частью тела, сохранившим хоть какую-то подвижность, была коленка. Ею девушка и попыталась разбудить Андрея. У того действовали только веки и губы. С минуту скукоженный парень любовался видом и довольно глупо улыбался.

– Почему все такое? – хрипло спросила Валентина. – Приближаешься, дома серые, а издали – белоснежное сверкание.

– Это у них облицовка из маленьких блестящих квадратиков, – отозвался дед. – Скоро приедем.

И рассмеялся в предвкушении заслуженного сна. Громко похрапывающая жена начнет торговать, а он отдохнет в своем верном усталом драндулете.

Через полчаса машина остановилась возле метро.

– Пять тридцать, езжайте себе на удачу, всего три станции отсюда в сторону центра, Господь с вами, – напутствовал дед.

– Да не забывайте, что у вас дом есть, родители. Если совсем плохо будет, мы часто здесь во дворах стоим, идите к нам, отвезем на родину, – широко зевая, сказала проснувшаяся бабка.

Ребята поблагодарили, с неимоверным трудом вылезли из машины, но идти не могли еще минут десять. Постояли, покурили. Валентина тихонько скулила – злые мурашки бегали по рукам и ногам и одержимо кусались.

Ровно в шесть они добрели до нужного дома и уперлись в металлическую преграду с кодовым замком. Из нее сразу вышла какая-то девушка – вся в себе – и, похоже, не заметив ребят, рванула к припаркованным машинам. Валентина поймала норовящую захлопнуться дверь на ее медленном излете и затянула Андрея в подъезд.

– Надо сначала позвонить хозяйке, – напомнил он.

– Звони. Но интересно же, как тут.

– Валюш, что интересного в панельном доме?

– Как что? Это же будет наш дом.

– Звони сама.

Они поднялись на четвертый этаж, остановились возле квартиры, и Валентина вызвала забитый в телефон номер. Гудков через десять раздраженный женский голос спросил, что ей нужно. А, выслушав ответ, сообщил, что раньше девяти им никак не увидеться.

– Так вы находитесь не в этой квартире? Ладно, подождем, ознакомимся с ландшафтом, – беспечно сказала приезжая, которой уже чудилось, будто она здесь родилась, выросла и так далее вплоть до сегодняшнего утра. Хотела пересказать короткий разговор нахохлившемуся при обещании ждать и гулять Андрею, но тут чинно отворилась соседская дверь. На площадку вышел крупный лысоватый мужик – образец солидной серости. В проеме маячила хрупкая симпатичная бабенка и долбила его жиреющий загривок обожающими взглядами. Валентина, которая не знала, какие могут быть проблемы, если вокруг люди живут, не раздумывая сказала: – Здравствуйте. Мы из Воронежа, сняли эту квартиру, но приехали слишком рано. У нас три часа до встречи с хозяйкой, мы с удовольствием оглядимся. Нельзя ли бросить у вас вещи? С ними по улицам таскаться в лом.

Николай торопился на работу. Он только согласно кивнул, причем Оксане, и шагнул к лестнице.

– Ставьте, – озвучила кивок та, указав на тертый линолеум прихожей возле двери. – Только в полдесятого я уйду из дома. И еще, заберите все ценное от греха…