Соседи по планете: Домашние животные

Однако не только в письмах и посылках дело. Начав с верховых, почтальоны во многих странах пересели на двуколки и четырехколки, а рядом с ними сели пассажиры. Это было очень знаменательное событие, значение которого трудно переоценить. Сначала — единичные, случайные. Потом это уже стало обычным делом, и, наконец, появилось регулярное междугороднее и международное сообщение. И кони снова, на этот раз еще прочнее, сблизили людей, приблизили друг к другу города и страны.

Так было в Европе. А в России? Европейцы Россию не знали или знали очень мало: так случилось, что была эта страна для европейцев за «семью печатями». Конечно, отдельные путешественники приезжали в Россию и писали о ней. Иногда — правду, но чаще что-нибудь вроде того, что по улицам Петербурга ходят белые медведи, а сами русские любят пить чай, сидя под развесистой клюквой. И это — в начале XIX века, когда русские конники уже проехали по улицам Парижа!

Россию знали плохо по многим причинам. Сказывалось и монголо-татарское нашествие, и отсутствие дорог. В Европе древние римляне руками рабов построили отличные дороги. Правда, в средние века они пришли в упадок, но тем не менее существовали, и их можно было восстановить. Так или иначе — Западная Европа в средние века Россию не знала. И когда в XV веке европейцы познакомились с Московией, они были поражены многим. В том числе и русской конной связью — ямской гоньбой.

Она существовала в России с XIII века. Существовала прекрасно налаженная эстафета (а в Европе после римлян ее уже не было).

Происхождение слова «ямщик» до сих пор не ясно. Одни ученые считают, что произошло оно от слов «аз ям» (по-старославянски — «я беру»). Другие считают, что от татарских слов «дзям», «ям» — «дорога» и «ям-чи» — «проводник». Третьи — от персидского «яджик» — «проводник». Есть и другие предположения по этому поводу. Но дело, конечно, не в названии — могло оно появиться и от слова «беру», поскольку была так называемая «подводная повинность», когда жители придорожных селений-«ям» перевозили по приказу князей людей и поклажу. Возможно, и от татарских слов произошли названия «ям» и «ямщик». Но так или иначе, в России еще во времена Ивана III (то есть в XV веке) появились ямские дороги, связывающие Москву с другими городами, на этих дорогах появились ямские дворы, а при дворах — два ямщика с казенными тройками лошадей.

Сначала они возили княжеских послов от одного ямского двора (или просто яма) до следующего, где посол пересаживался в другую карету. Потом езда усовершенствовалась: повозки уже не менялись — менялись лишь лошади. В 1516 и 1526 годах побывал в России австрийский посол Сигизмунд Герберштейн. Вот что он писал по поводу ямской гоньбы: «Гонцу позволено выбирать лошадей по своему желанию. Когда я торопился из Новгорода Великого в Москву, то начальник почты, который на их языке называется „ямщиком“, постарался приводить мне с раннего утра тридцать, иногда сорок и пятьдесят лошадей, тогда как мне нужно было не более двенадцати».

И далее Герберштейн сообщает, что он приехал из Новгорода в Москву за 72 часа (его служитель писал, что еще быстрее — за 52).

Любопытно, кстати, что ямскую гоньбу дипломат называл почтой, гонцов — почтальонами, ямы — станциями, а ямщиков — управляющими почтой. В русском языке тогда таких слов не было. Но они появились… через полтора столетия!

Мы не знаем, на чем ехал австрийский посол, видимо, в кибитке — в те времена лошади впрягались либо в телеги, либо в кибитки. Потом уже стали появляться венские коляски и кареты, а зимой — вместо розвальней — двухместные или четырехместные сани и возки.

В XVIII веке появились знаменитые русские тройки и знаменитые лихие ямщики. Это были люди особого склада. Недаром же их выбирали из податных крестьян, но брали лишь с их согласия (отсюда и «ямской охотник», то есть пошедший по своей охоте, доброволец). Выбирали их, как правило, из грамотных крестьян, и односельчане давали ему письменную характеристику, где сообщали, что он — хороший семьянин, добрый человек, не пьет и так далее.

Однако, кроме этих качеств, ямщики должны были быть физически сильными, выносливыми, смелыми. В мороз, в зной, в дождь мчались они по почтовым трактам. Хорошо еще — по трактам: ведь тракты были не всюду. А зимой, когда заметало их снегом, а весной и осенью — в распутицу? Ведь асфальта тогда не было. И вымощены они были далеко не всегда и не всюду. Но мчались, по возможности, быстро. А иногда и действительно быстро…

Русские почтовые сани-кибитка. Середина XIX века.

«Автомедоны[4] наши бойки, неутомимы наши тройки, и версты, теша праздный взор, в глазах мелькают, как забор». Конечно, во времена Пушкина верстовые столбы не мелькали, «как забор», но поэт создал убедительный образ скорости «неутомимых троек».