— Не знаю, — ответила она спокойно, будто они тут под шумок сет-лист на сольник составляли. — Просто чувствую, что есть этому веская причина, хоть ты и молчишь все эти годы, как партизан. Говорить ты можешь одно, а в глазах будет читаться совсем другое. Боль. Страх. А еще… Не понимаю, как можно не желать счастья тем, кого когда-то любил.
Егор вскинул голову и уставился на Аню. Она так просто произносила все эти слова, она принимала произошедшее, не желала ему как-нибудь под колесами поезда сдохнуть, говорила о прошлом так легко, как могут говорить лишь те, кто его отпустил. Она знала, о чём ведет речь, а он нет. Знала, как это, а он – нет. И, в конце-то концов…
«За что меня было любить?»
— Вот видишь! — читая в его взгляде не озвученный вопрос, воскликнула Анька. — Вот! В этом твоя проблема и есть, Егор! Ты не понимаешь, за что тебе такие милости, за что тебя можно любить! Ты уверен, что не за что! Более того, ты сам боишься оказаться на той стороне – оказаться тем, кто любит, хоть я и не понимаю, в чем дело. Вот! Потому и ведешь себя, как мудак, твоими словами. Просто поверь, что сердце не выбирает. Однажды ты сам в этом убедишься. И в этот момент ты не будешь спрашивать себя о причинах и не захочешь искать объяснений, почему и «за что». Объяснения будут тебе не нужны. Ты обнаружишь себя перед свершившимся – и всё. И делай с этим, что хочешь.
«Слишком хорошо звучит, чтобы поверить»
В подтверждение только что озвученного Аня энергично тряхнула копной растрепавшихся от ветра волос.
— Я такое дважды проходила. Второй раз – с Костей.
— Как жизнь семейная, кстати?
Сколько они там женаты-то? Года два или около того? Замужество явно пошло Аньке на пользу: характер неуловимо, полутонами, изменился. Раньше она была сумасброднее, истеричнее, а сейчас стала сдержаннее и спокойнее. Взрослее, увереннее в себе. Чаще смеется, тупит реже. Чёрт знает, как это работает. Но человек нашел свою тихую гавань и словно бы угомонился.
— Прекрасно! — заулыбалась Аня. — Но мы сейчас не об этом. Сейчас есть более насущные темы для обсуждения. Ты своего решения не поменял?
«Опять туда же!»
— Почему я должен был его поменять? — нахмурился Егор. Он надеялся, что этот вопрос закрыт. Как выясняется – всё еще не для неё.
— Потому что мне по-прежнему кажется, что не все потеряно, — без обиняков ответила Анька. — Сегодня я в этом даже, можно сказать, уверена. Игорёк, конечно, уже всем растрепал, и уж поверь, не обрадовался никто, даже Олег. Я понимаю твои претензии, я согласна, что у нас есть сложности, я готова попробовать что-то с этим делать. И они тоже готовы. Игорь поклялся, что перестанет дуть перед репетициями. Давай попробуем собраться. Последний раз.
«Ну-ну…»
— Вон Олег выходит, поговорите уже спокойно, по душам.
***
Свет в окне малой горит. Он вновь стал обращать на этот квадрат внимание: стоит, спешившись с мотоцикла, повернуться к дому лицом, и взгляд обязательно задержится на окне младшей Ильиной. Третий этаж, второе справа. Сегодня плотные гардины задернуты, но чаще все же открыты, оставляя задравшим головы пространство для фантазии. Видна, например, белая люстра-шар и светильник, а с определённой точки можно заметить даже высокий светлый шкаф. Но самое интересное, конечно, не люстра, не светильник и не шкаф. Иногда мелькнет её силуэт: то с полки книжку возьмет – слева от окна у нее книжный склад, то сядет к мольберту – рисовать. Мольберт установлен справа, в полуметре от подоконника, а на самом подоконнике малая хранит бумагу и карандаши. Пару вечеров назад он видел, как она скачет по всей комнате, как заведенная – конечно, под музыку, кто в здравом уме станет скакать в полной тишине?
Последнее время не спит она долго. Вчера он к часу ночи домой приехал, а свет всё горел.
Свет горит – и это хорошо, значит, она у себя. Свет горит – и он не думает о том, почему ему важно в этом убедиться. Свет горит, и души касается облегчение и тепло.
На часах без пятнадцати одиннадцать. Гардина всколыхнулась, вздыбилась, строгая геометрия подсвеченного с изнанки песочного квадрата рассыпалась, и в поле зрения стремительно возникло и замерло розовое пятно в облаке волос. Если верить этому выражению лица, кто-то был сердит. Ужасно сердит, если выражению этого лица верить. Еще мгновение – и тонкие пальцы, ухватившись за ручку и распахнув створку окна настежь, пустили в комнату ночной воздух. Еще секунда – и видение исчезло.
Что ж… Ему будет, что на эту акцию протеста ответить. Еще десять минут – и точно будет.
***
— Здрасьте, теть Надь. Не могли бы вы позвать Ульяну? — накидывая на лицо коронное невозмутимо благодушное выражение, вежливо попросил Егор возникшую в дверном проеме хмурую соседку.
«Да-да, смотрел я на часы, смотрел. Извините!»
Если бы у него был номер малой, он бы, конечно, набрал и попросил выйти, но номера нет и приходится беспокоить теть Надю – кандидата филологических наук, преподавателя стилистики русского языка в одном из ведущих вузов страны. Ничего, у студентов каникулы, а у неё, значит, отпуск – ей завтра спозаранку не вскакивать.