Соседи (СИ)

Собственный голос он слышал словно со стороны. Если бы в то же мгновение его не обхватили сзади обеими руками, сегодня Стриж кончил бы плохо. Очень плохо кончил бы. Унесли бы Стрижа отсюда на носилках, как пить дать. Потому что чуть схлынувшая ярость поднялась вновь с демонической, сносящей всё на своем пути силой, перед глазами поплыло, вдарило кровью по мозгам. Егор мутно видел цель и еще мгновение назад не видел к ней препятствий.

— Не надо… Он не соображает, что несёт! — раздался сдавленный шепот. Шею обдавало тёплым дыханием. — Ничего он мне не сделает, посмотри на него, он просто пьян.

Попробовал дернуться, вырваться, но захват у Ульяны оказался на удивление крепким. Железным. И в этом захвате сжирающее сознание бешенство вновь начало потихоньку сходить на нет. Она там прерывисто, часто дышала, Егор лопатками и позвонками чувствовал каждое движение её грудной клетки. Замереть и не двигаться — вот всё, чего сейчас просила душа. Стоять так…

«Может же, когда хочет…»

— Вадим, если ты сейчас не уйдёшь, — зазвучал вдруг тихий, но неожиданно уверенный голос, — я напишу заявление в полицию. О том, что Вадим Анатольевич Стрижов 19 августа в 22:43 угрожал физической расправой сразу двоим. Ты меня слышишь? Если только у меня появится основание думать, что мне или Егору действительно что-то грозит, я туда пойду! Не сомневайся, я это сделаю. Привлеку соседей в свидетели. И непременно заявлю про состояние алкогольного опьянения, будет тебе отягчающее обстоятельство. Так что просто уходи. Молча. Пока я не приняла твои слова всерьез.

«Фига се…»

Обрисованные Улей перспективы Стрижова явно не обрадовали: он как-то сник, словно бы потерялся. Перекошенное лицо в секунды преобразилось, отражая растерянность. Открыл было рот, но сказать еще что-то не успел.

— Молча! — повторила Уля свое требование. Руки её по-прежнему двумя тугими лентами надёжно оплетали ребра. Хватка чуть ослабла, лишь когда Вадим, пошатнувшись, всё-таки развернулся к ним спиной.

— Травмпункт в соседнем доме. Направо тебе, — бросил во всклоченный затылок Егор. В ответ прилетел вскинутый в воздух фак.

«Ну, как знаешь…»

Сейчас Вадику всё еще всё равно: бухой, дезориентированный и оглушенный, он не чувствует боли, и залитый спиртом мозг наверняка уже решил, что хозяин относительно легко отделался. Скорее всего, в момент удара Стриж слышал в голове щелчок или звук, похожий на треск арбуза, и всё на этом. Но еще минут десять-пятнадцать – и пойдёт отек, а вместе с отёком придет она: острая, дикая, стреляющая в голову, невыносимая боль. И тогда в этот двор он вернется. За помощью.

За спиной послышался протяжный прерывистый вздох, и руки отпустили. Ульяна отстранилась, сделав шаг или два назад. Движение отозвалось внезапным холодом, пронзившим от макушки до пят, а водичка с неба добавила ощущений. Возможно, только что Уля уберегла его от пятнадцати суток в обезьяннике или чего похуже. Если бы не она, за последние свои слова Стриж бы ответил сполна. Сам бы уже точно с земли не поднялся.

Передернув плечами, поёжившись, Егор делано спокойно произнес:

— Пошли, малая. А то там тёть Надя уже, наверное, с ума сходит.

— Мамы, может, еще и нет, — только что звучавший уверенно, её голос поник, зашуршал, задрожал. Ясно: вся эта ситуация действительно выбила Ульяну из колеи, а случившееся минутами ранее было всего лишь устроенным для Стрижова представлением. — Её сегодня в театр пригласили.

«Фига се, дубль два…»

 ***

— Спасибо, опять из передряги меня вытащил, — пробормотала Уля. Прислонившись к стенке лифта и занавесившись копной волос, она изучала мыски собственных кед, а он – красивый косой пробор. Продемонстрированный у школы и во дворе боевой настрой соседки сменился апатией как по щелчку пальцев. И такое стремительное изменение состояния слегка удивляло: обычно девочкам нужно больше времени, чтобы успокоиться и выровняться. Хотя, возможно, прямо сейчас она просто себя держит: ходящие вверх-вниз плечи намекают, что эмоции всё еще живы. Может, не справится и попозже её накроет, кто знает?

Плохо.

«Опять вытащил»? Егор еле удержался, чтобы в ответ не хмыкнуть. Честно говоря, вопрос «вытаскивать или нет» не стоял никогда. Маленьких и слабых обижать нельзя – это первое. За мелких он впрягался всегда и иногда за это платился. Ну а второе: пусть Ульяна уже не маленькая и, как внезапно обнаружилось у подъезда, вовсе не слабая, он всё еще готов перегрызть глотку любому, кто посмеет поднять на неё руку, угрожать или мешать свободно дышать любым другим образом. Об этом вспомнилось вдруг, еще когда Вадиму только в голову взбрело к ней подкатить. Это отчетливо ощущалось каких-то пять минут назад. И до сих пор отдается в груди. Может, потому, что она – единственная ценность, которая у него здесь осталась. Пусть и концерты иногда устраивает, и куксится, и ножкой топает.

Зато не скучно.