Улыбка растянулась от уха до уха, а по груди разлилось ностальгическое тепло. Помнит ли она котенка? За минувшие месяцы на поверхность памяти повсплывало всё, что связано с их отношениями. Каждая, даже самая незначительная, мелочь. А уж тот котенок… О-о-о… Конечно. Конечно, помнит. Ей тогда было около восьми, а ему четырнадцать, значит. На кромке узкого бетонного бордюра, за высокой кованной оградкой, отделяющей местный пруд от тротуара, истошно мяукал чёрный как смоль котенок. Как он там оказался, неизвестно, но деваться детёнышу оказалось совсем некуда: внизу вода, а слишком узкие прутья решетки не позволяли животине протиснуться между ними на волю. На жалобный писк отреагировала она – как всегда. И вцепилась в Егора мёртвой хваткой, умоляя спасти страдальца из западни. Егор поворчал, но попробовал, однако от его рук кот шарахался, как чёрт от ладана – шипел так, словно эти человеки покушались на его маленькую жизнь. А когда Егору всё-таки удалось его подхватить, цапнул, вывернулся и просто каким-то чудом не свалился в воду. И тогда Уля, игнорируя протесты оскорблённого в лучших чувствах соседа, заявила, что полезет за ним сама. Да, то была картина маслом… Мама, увидев такую, схлопотала бы инфаркт. Маленькая девочка, перегнувшись через перила пополам, жмурясь из-за страха высоты, на ощупь тянется к цели. Всё ниже и ниже, ниже и ниже… Внизу плещется вода, а Егор, страхуя, взял в железный обхват тоненькие ножки, чтобы она не улетела в тот пруд вперёд тщедушного комка шерсти. У неё тогда от ужаса чуть сердце через горло не выпрыгнуло. Достали котенка.
Классно было.
Сейчас ситуация пусть отдалённо, но похожая… Тоже высокая кованая оградка балкона, высота третьего этажа – примерно с две, а может, и с три высоты отвесного, местами бетонного, местами землистого берега пруда в их районе. Тоже немного страшно стоять близко к краю. То же надёжное кольцо рук – только теперь не в районе затянутых в легинсы коленок: сейчас они так же уверенно обвились вокруг талии. И просто хорошо… Шестнадцать лет прошло.
— Может, стоило тебя тогда отпустить? — усмехнулся Егор, словно мысли её читая.
Уля откинула голову на его плечо и с неприкрытым торжеством в голосе констатировала факт, в тот момент для неё очевидный:
— Я знала, что не отпустишь.
— Не отпущу, — сообщили в ухо обыденным тоном. И, чуть подумав, добавили: — Но добраться до душа мне всё-таки нужно. Это не считается.
«“Не отпущу…”»
...
Спустя час и десять минут они выяснили, наконец, где находится эта лаундж-зона. Казалось бы, одно из мест притяжения жаждущей расслабления публики, но на деле всё оказалось не так просто, пришлось поплутать. Чтобы в конце концов выяснить, что речь идёт вовсе не о главном здании, а об открытой площадке метрах в ста за ним.
Уле казалось забавным, что Егор оказался не в курсе, где конкретно им предстоит выступать, однако он в ответ лишь смешно наморщил нос и туманно сообщил, что последнее время ему вообще не до фигни всякой.
Они быстро шли по тропинке к огромной, роскошно оформленной веранде: он бодрым, широким и твёрдым шагом – впереди, а она следом, интуитивно пытаясь за ним спрятаться. Насколько Уля поняла, само выступление намечалось на девять вечера и не должно было продлиться больше тридцати-сорока минут. А корпоратив или тим-билдинг – или что там заказчик удумал провести в этом пафосном местечке – начнётся в половину восьмого. Так что работники только-только приступили к подготовке: расставлялись столы и стулья, несколько девушек, весело щебеча, неторопливо вязали симпатичные «лесные» букеты и доставали из картонных коробок декор в стиле рустик. Все эти украшения выглядели красиво и завораживающе, но почему-то больше всего запомнились самые обычные плотно обмотанные бечёвкой двухлитровые банки, предназначенные, видимо, для цветов.
За спиной Егора Ульяна чувствовала себя немного спокойнее, хотя прекрасно осознавала, что это глупо, что её заметят через секунду после того, как заметят его самого. Голову разрывали вопросы один занимательнее другого, но свелось всё к одному-единственному: как будет правильно себя вести? Она и рада брать пример с него, имеющего самый беспечный и умиротворенный вид из возможных, но робела от одной лишь мысли о том, как её появление воспримут его коллеги.
Стоило выйти на финишную прямую и увидеть сцену, по которой туда-сюда нервно расхаживала Аня, как Егор вдруг обернулся. Считав в глазах лёгкую панику, понимающе усмехнулся и протянул руку:
— Не дрейфь. Тебя все знают и помнят.
«А некоторые знают и помнят даже получше остальных», — мгновенно подумалось Уле. Тот разговор с Аней на лавочке в их парке, все до одного Анины слова и все до одного собственные чувства отпечатались на подкорке мозга и в сердце. Навсегда.
И тут над поляной вдруг разнёсся полный энтузиазма возглас барабанщика:
— О, смотрите-ка, кто явился! Наша потеряшка! Собственной персоной!
Несколько пар глаз устремились прямо на них, и в тот же момент обветренные губы легонько коснулись лба, и пальцы переплелись.