Ну… Сегодня небо некрасивое, маревое, так что… Спрятался где-то и смотрит теперь из просветов, молча, как всегда. Наверное, уголки его губ больше не трогает горе. Наверное, тетя Валя и дядя Тёма там тоже есть. Рядом. Неужели там лучше, чем здесь?
…он решил уйти, а она обещала, что не оставит.
.Очень тихо..Сто метров высоты не закончатся. Было ниже..Всё вокруг серое, всё расплывается, зависла в воздухе, не дождется удара… Падает, падает, падает и не достигнет дна….Вверх… Люди не умеют летать….Оглушающая тишина… Мертвенная, безразличная. Безвременье. Она в… в… Её там не хотят….Он её к себе не хочет….Егор!
«Егор!»
«Зоя Павловна…»
«Нет… Нет… Нет…»
…звук. Этот слабый звук исходит из неё. Где она? Вроде только что кричала, пытаясь выжить из себя парализовавший сознание ужас. Что это вокруг такое? Почему так ярко? Почему спазмы в лёгких, вода на коже и невыносимая духота?
Водой оказалась липкая холодная испарина, покрывшая лоб, шею, загривок – всё тело. Волосы мокрые, будто и впрямь искупалась. Грудь туго сдавило от только пережитого, глаза, пытаясь навести фокус, обшаривали пространство, постепенно обретающее знакомые черты комнаты из жизни, которая должна была стать прошлой. А память, нехотя просыпаясь, подсказывала. Как проворочалась с боку на бок до рассвета, пытаясь хоть ненадолго, но уснуть. И как сошедшее с орбиты сердце отказывалось сбавлять обороты, а отяжелевшая, налитая расплавленным свинцом голова – отключаться. Как думала о том, что тогда нужно вставать и ехать, и не могла найти в себе крох сил пошевелиться. Как в конце концов мысли поплыли, рассыпались пеплом и развеялись. И всё отдалилось. Трансформировалось. Как пыталась удержаться на поверхности, цепляясь за звуки просыпающейся улицы, и не вышло.
Кружилось. Дом молчал, не подавая признаков жизни: уши не улавливали ни голосов, ни даже шорохов. Ни звука. Неестественно яркий для раннего утра свет струился через щель неплотно задёрнутых гардин.
«Что происходит?..»
Кажется, измученный организм, не выдержав изнурительной борьбы с изувечившим душу страхом, сдался, отключил системы и ушел в спящий режим работы. Только увиденное не походило на сон, скорее на наркотический дурман или бред белой горячки. Похоже, это психика начала готовить её заблаговременно. То был безжалостный эксперимент мозга, который погрузил её в собственный кошмар и вынудил пройти путь до конца. Чёрная река выглядела настолько живой… Всё, случившееся с ней там, случилось как наяву. Уля балансировала на том самом мосту под северными ветрами, отчётливо чувствуя, что за спиной больше никого нет. Каждой своей клеточкой ощущая засасывающую в раскрытые объятья смерти пустоту… Она знала, что потеряла. Только что…
«Зоя Павловна…»
Рука нащупала на полу телефон. Пытаясь унять внутреннюю дрожь, умоляя себя держаться поверхности во что бы то ни стало, собирала плывущие буквы и медленно осознавала, что видит на экране.
07:31 От кого: Зоя Павловна: Ульяна, доброе утро. Пока без новостей. Ко мне едет внеплановая проверка, не смогу быть на связи. Позвоню сама, как только освобожусь и получу информацию.
Десять! На часах десять!!!
Вчера Зоя Павловна говорила про раннее утро! Чуть ли не про ночь! Что она тут делает в грёбаные десять часов?! Когда его там… Его… Там…
Не отдавала себе отчёта, как падала с постели, как наспех одевалась и вылетала на улицу к метро, на котором в такое время чаще всего быстрее, чем на такси. Как неслась через турникет в последний вагон уходящего поезда, как стояла, запыхавшись, уткнувшись разгорячённым лбом в холодное стекло. И ни о чем не думала, только безостановочно молилась. Как пыталась успокоить душу и не разреветься. Ни то, ни другое не получалось… Мир размывался, трескался и осыпался с каждой минутой тишины, что упрямо хранил телефон. Мир исчезал, как на глазах исчезает утренний туман. Она в нём отсутствовала, не жила, не воспринимала. Не слышала, разумела, не ощущала. Лёгкие отказывали. Сердце не выдерживало животного страха, что оплёл каждую мышцу, впитался в каждую клетку, тёк вместо крови в пульсирующих, готовых вот-вот лопнуть венах. Стала паникой, а всё вокруг – ненастоящим, пластиком.
Не помнит, как бежала по эскалатору наверх, не осознавала происходящего на проспекте, не считала зданий и метров. Летела по заданному маршруту сквозь пустую территорию больницы, вдоль корпусов, мимо лавки, в тяжёлые двери, прямо к проходной. За сорок минут дороги наедине с собой обезумела, тронулась рассудком. Она готова была прорвать все до одного кордоны и знала, что в этот раз прорвёт. Они не имеют права её не пустить! Не имеют! Не имеют никакого права не пустить! Никакого!
— Пустите! — упёршись ладонями в стойку охраны, выдохнула Уля, глядя, по сути, в никуда. Лицо человека перед ней размывалось за стеной воды. — Пожалуйста! Прошу вас! Умоляю!
Ничего не видела перед собой.
Послышался тягостный вздох, а затем уставший голос равнодушно произнёс:
— Бахилы наденьте. Фамилия, имя, отчество.
«Что?..»
— Михалыч, ты чё? Нарушаем?..
«Кто это?..»