– Я выброшу вас вон, если вы не возьметесь за ум! Никто не смеет поднимать на меня голос в этом офисе. Даже та, с кем я был однажды в постели!
Вот так история, подумала я.
– Если у вас все, – продолжал между тем нотариус, – проваливайте вон. – Кальман дернул щекой и, не выдержав, признался: – Все месяцы, что я знаю вас, мне хотелось стянуть с вас юбку и выпороть ремнем.
– Разве ты не делал это в постели?
– Без желания напомнить о порядочности!
Ай да Машка, ай да стерва! А Тарзан ее порол? Ремнем?
– Ты хочешь выпороть меня? – вдруг вспыхнула она, и глаза ее блеснули нездоровым огоньком. – А что тебе мешает сделать это сейчас, Марик?
Остановившимися взглядами мы с нотариусом наблюдали за тем, как Машка, усевшись на стол, подтягивает свою и без того короткую юбку вверх. Сначала показались стройные, крепкие бедра, потом ажурная вязь траурного цвета, и только после этого взгляду Кальмана открылась загорелая кожа ноги.
Одним движением сдернув с себя трусики, она отшвырнула их в сторону, завалилась на стол, и голова ее оказалась под лицом адвоката.
– Ты ведь не выпороть хотел меня все эти месяцы, а трахнуть, верно?
Нотариус откинулся на спинку кресла. Невероятное мужество! – восхитилась я. На его месте я бы уже давно оседлала эту проститутку.
– Последние пять лет ты смотрел на меня взглядом, – ухватившись за его галстук, она с силой вернула его лицо к себе, – который не оставлял во мне сомнений.
Перевернувшись на живот, она просунула руку в щель между ним и собой и нащупала рукой что-то, что вызвало в ней неподдельный восторг.
По поведению нотариуса я догадалась, что он близок к оргазму. Я его понимаю. Жена не устраивала в постели, случаи, когда он мог овладевать интересными ему женщинами, были редки, а эта молодая особа занимала в его голове особое место. Чем запретнее плод, тем сильнее желание его сорвать. И сейчас ему не верилось в реальность происходящего. Но должен же быть отмечен дурной день хоть одним хорошим событием…
Почувствовав, как изменилось его дыхание, она сползла на его колени и стала стягивать с себя блузку через голову. А он, увидев перед собой сильные, налитые здоровьем груди, затянутые в почти прозрачный бюстгальтер, окончательно сошел с ума.
Нотариус, который должен был объявить мне об открывшемся наследстве, сорвал с ее плеч лямки и впился губами в розовый сосок… Потом в другой… Если бы он мог, он впился бы в оба сразу. Он завалил послушное тело на стол и навалился, как наваливается борец на поверженного соперника. Аромат, исходящий от нее, прикончил его сознание…
Впервые в жизни я наблюдаю за чужим сексом. Как-то так получилось, что до этого не выходило.
В себя Марк Осипович начал приходить лишь тогда, когда понял, что находится уже в ней и делает это с такой силой, что дубовый стокилограммовый стол ездит по паркету, как сервировочный.
Наверное, это было одно из немногих случавшихся с ним соитий, когда кончать не хотелось никогда. Хотелось всаживать в девку свою мощь, наслаждаться ее беззащитностью, ее оргазмами, ее слабостью… Он почти насиловал ее, и удовольствие было столь велико, что он даже не замечал боли, когда случайно вырывался из нее и попадал не в цель.
Это длилось столь долго, что выступивший пот обоих тел успел пропитать его рубашку. Запахи «Эйфории» и пошлого «Хьюго Босс» смешались и дали миру новый аромат «Биг Секс». Мне в шкафу постепенно становилось скучно. Но следить было нужно. Чего доброго, придет им сейчас мысль заняться любовью в шкафу, и что тогда? А тогда нужно будет бить обоих чем-нибудь по голове и, пока меня не запомнили, бежать сломя голову на улицу. Я уже тренированная, умею.
Машка уже перестала контролировать себя и теперь глухо кричала, как кричат, не отдавая себе отчета, при родах.
Когда это случилось, он закричал как солдат, которому оторвало взрывом ногу. Выбрасывая в нее часть себя, он на мгновение потерял сознание. Знаю я такой тип увлеченных людей…
Я все поняла, когда подняла взгляд на Машку. И мне стало тесно в шкафу и душно. Я почувствовала себя плохо, когда поняла, что она собирается делать.
И он понял. Когда сознание вернулось к нему, он увидел холодный, спокойный взгляд женщины, держащей у его шеи руку.
Он не понял, что произошло. Что-то не так?.. И лишь когда увидел перед собой иглу и опорожненный шприц, начал догадываться, что не так – все. Я поняла это мгновением раньше.
Стол покачнулся, и нотариус стал заваливаться на пол, выходя из Машки и реальности.
А она, выслушав грохот мертвого тела, натянула трусики, одернула юбку и заправила сиськи в бюстгальтер. Осмотрелась, смахнула со стола папку, на которой лежал листок с моим именем, и вышла.
Через минуту я выбралась из шкафа и упала на колени.
– Бежать!.. – приказала себе, поднимаясь. – Бежать отсюда!..
Дверь хлопнула еще раз. Кто-то вошел в контору.
Осмотревшись, я схватила со стола солнцезащитные очки Кальмана, какую-то папку, нацепила очки на нос и вышла в приемную. Передо мной стоял какой-то мужик лет пятидесяти на вид, унылый и утомленный. Вероятно, заверить что-то нужно.