Соседки

И гнусный смех раздался прямо под ногами у Хорька. Хорек топнул на них ногой, но проклятые грызуны не унимались, потому как добились наконец своего и поглумились над православными.

Напиток, который обычно даровал возможность забыться, сегодня почти не помогал. Собравшихся мучил страх, который словно въелся в них изнутри, и они мрачно смотрели друг на друга и на свое будущее. Среди сельчан пригрелся и Нарцисс, которому домой теперь дороги не было – супружница не поняла бы татуировки, которые украшали его со всех сторон. «Придется квартиру в селе нанимать, – думал он. – Беда».

Но тут прибежали запыхавшиеся вестники и сообщили, что Дваждырожденный на том самом месте, на котором дважды переезжал Ваську, переехал Тоскливца и тот совсем помер, а Клара голосит на все село.

И все бросились хоронить Тоскливца, подталкивая друг друга локтями и перемигиваясь.

– Справки теперь подешевеют, – говорили селяне.

А Тоскливец и вправду лежал недвижимо на проезжей части и пялился в вечность стеклянными глазами, которые никто не отважился закрыть.

Впрочем, пока публика подоспела к месту происшествия, оказалось, что Дваждырожденный тут ни при чем, а просто Тоскливца ударил гром. По крайней мере, так уверял Грицько, который, тупо улыбаясь, составлял протокол и похлопывал себя по карману. Клара, подвизавшаяся тут же, не возражала, а Дваждырожденный уже проходил по делу как свидетель.

Почтеннейшей публике на все на это было начхать, потому как день выдался трудный и всех интересовало только то, когда будут назначены поминки. Оказалось, что уже через два часа. А тем временем плотник притащил свой заранее приготовленный экспромт, то есть гроб. И Тоскливца, не отпевая, зарыли. И все отправились к Кларе, которая щедро выставила весь неприкосновенный запас Тоскливца, который припас всего столько, что хватило на все село. И мужики вскоре забыли, для чего собрались. И даже не очень удивились, когда увидели, что между ними сидит и Тоскливец, который, как всегда, сидел за столом с таким видом, словно сидел за ним всегда. Правда, от него попахивало землей и он был немного растрепан, но пожирал все, что перед ним стояло, как то: буженину, салат «оливье» и миску нежинских огурчиков совсем не как покойник. И молодая вдова поняла, что насладиться отдельным домом с заначками Тоскливца, затыканными в укромные места, ей не удастся. И, выругавшись, она сделала вид, что очень ему рада.

Праздник, правда, портили зловредные соседки, которые нудили из-под пола о том, что хозяин вообразил себя Гудини.

– Это он из жадности вылез, – говорила одна соседка другой. – Чисто из жадности. Там ведь не наливают. И есть не дают. Бот он и не удержался. И будет теперь опять гацать по норам, а потом открещиваться от своих верных подруг.

Из норы раздался омерзительный хохот.

– Заткнитесь, дуры! – бесцеремонно отрезал Тоскливец, не вставая из-за стола. – А то вылью в нору бутылку уксуса.

В другой раз общественность Горенки встала бы на сторону соседок, но теперь, когда колени мужиков были разукрашены портретами хвостатых прелестниц, симпатии были явно не на их стороне.

– Даже человеку не дадут умереть спокойно! – парировал Тоскливец. – Ну и зануды. Уж лучше бы молчали.

А те и вправду по какой-то причине замолчали.

И разговор переключился на новый стол Тоскливца. Как и все, что происходило периодически в присутственном месте, он поразил воображение горенчан, и теперь, когда его обладатель благополучно возвратился с того света, мужиков стал мучить страх, что за справки Тоскливец станет драть с них вдвое или втрое, и они осторожно задали ему этот вопрос.

Но от Тоскливца и в лучшие времена ничего нельзя было добиться. А сейчас и подавно. Он только прокудахтал что-то про стул, который ему не дает Голова, а тот ответил, что был прав, ибо у подчиненного дома лавок и стульев хоть завались, и он может принести стул из дома.

– Виданное ли дело, – посинел от сдерживаемого гнева Тоскливец, – нести стулья на работу. Ничего, я и так посижу. А точнее, постою. И тем, кто сидят на стульях, пусть будет стыдно.

Не помним уже точно, что ответил ему Голова, который по неизвестным науке причинам решил сэкономить на стуле своего писаря. Переспорить друг друга им не удалось, а мужикам было начхать – их волновало только то, как им отделаться от проклятых отметин. И они стали спрашивать об этом соседок, но те отшучивались и раскрывать тайну явно не собирались.

И под утро гости разошлись, забыв, для чего, собственно, собрались и что отмечали.

И Голова заснул возле Галочки, к которой его отвез озверелый от усталости Нарцисс. И во сне к нему явился зеленый Тоскливец. И Голова был вынужден проснуться и увидел, что призрак Тоскливца ему не снится, а бродит по комнате и бесшумно проходит сквозь мебель.

– Вы вот спите, Василий Петрович, – канючил Тоскливей, – а у меня на работе стула нету. Опять мне на табуретке стоять. А если я упаду? Ну, неужели нельзя мне стул купить? Мягкий. А я на него свою подушечку положу. Ну, неужели?