Соседки

Как-то в обед, когда Голова почитывал основной источник информации – перекидной календарь, ему показалось, что он увидел в крысиной норе нечто знакомое. Голова протер кулаками глаза, и это на некоторое время отвлекло его от зловещей норы, возникшей с недавних пор у него в кабинете. Ее уже дважды заделывали, но это не помогало – она становилась все больше и все чернее. И Голове уже начинало мерещиться, что его погибель притаилась там, чтобы его доконать. Но, может быть, ему мерещится, что из норы ему улыбается личико совсем молоденькой девушки? И что вместо личика там периодически появляется нечто восхитительно округлое? Голова даже пребольно ущипнул себя за щиколотку, но видение не исчезало. Более того, из норы появилась тоненькая, беленькая ручка с длинными, тщательно наманикюренными ногтями и сделала жест, который не оставлял сомнений в том, что прекрасная незнакомка зовет его к себе в нору. Истины ради следует признать, что Голова, забыв все перипетии, в которые он попадал на протяжении последнего времени, бросился было к ней, но его попытался спасти внутренний голос, который без обиняков спросил его: «Куда прешь? А про Галочку забыл, да?». Совесть несколько протрезвила Василия Петровича, который словно охмелел от лицезрения загадочной красавицы, и он остановился. Но тут из норы раздался кокетливый смех, шорох кружев, и уже не одна, а две руки высунулись из норы, причем такие беленькие и нежные, что Голова, как завороженный, на полусогнутых ногах подошел к стене и опустился на четвереньки, мечтая о том, что они начнут его ласкать и гладить, а те и вправду обняли его за шею, но вместо ласки принялись его душить. И хотя это было удушение в объятиях, но Василий Петрович не привык не дышать и угрюмо прохрипел:

– Пусти!!!

Но это был глас вопиющего в пустыне, потому что красавица, кокетливо хихикая, продолжала сжимать своими нежными, но при этом стальными ручками бычью шею попавшего в западню Головы. А тот потел, и задыхался, и все норовил встать с колен, и даже подумал, что негоже ему умирать на коленях, но тут, на его счастье, в кабинет зашла Маринка, которая поначалу не поняла, что происходит, но потом быстро сообразила, отчего ее начальник мычит, как мул, и, недолго думая, выдернула из штанов Головы пояс и принялась им хлестать нежные, тоненькие ручки. Понятное дело, при этом доставалось и Голове, но он был готов снести какие угодно побои, лишь бы остаться в живых.

Наконец эти коварные, как ему казалось, щупальца осьминога, притворившиеся руками, скрылись в норе, и Голова, потный и полуживой, встал с колен, и, понятное дело, штаны, которые больше ничто не удерживало, упали на пол, обнажив бордовые трусы в белый горошек, которые он недавно приобрел по случаю у торговки в подземном переходе.

Маринка презрительно швырнула ему его пояс и удалилась, порекомендовав отовариться у кузнеца, потому как без пояса целомудрия ему теперь никак.

– Дура! – заорал ей вслед Голова. – Не бывает для мужиков поясов целомудрия. Это для вас, баб, их изобрели… Сама знаешь почему.

– Ну и зря, – сухо ответила секретарша и захлопнула дверь, то ли от злости, то ли от презрения к сомнительному бельишку начальника.

И грохот двери, которая, скажем прямо, многого насмотрелась на своем веку, возвестил, как догадался Голова, новую эру – эру соседок. Соседок, которые будут соблазнять и норовить укокошить, и подсматривать из дыр и щелей, пока Грицько будет ублажать свою Наталку, а та трепаться с Гапкой, и так без конца. А Акафею жаловаться бессмысленно, потому что он и с соседями ничего поделать не смог, а с соседками так и подавно, тем более что они, видать, хорошенькие, а Акафей ни одну особь женского пола не в состоянии пропустить, не попытавшись ее одолеть, по крайней мере мысленно, в вольной борьбе. Голова понимал, что момент единоборства с соседкой, из которого он благодаря выдрессированной секретарше вышел с честью, – момент исторический, но значение его для села так сразу осмыслить не мог и решил поделиться своим открытием опять же с Грицьком.

– Слышишь, ты, – сообщил он милиционеру, которого его звонок отвлек от бесценного сокровища – Наталки и который по этой причине делал вид, что очень занят, спешит и совершенно не готов выслушивать тот досужий бред, который на него норовит вылить Василий Петрович. – Б селе соседки завелись. Хорошенькие, как куклы, но стараются своими беленькими ручками удушить. Так что будь осторожен.

От этой новости ко всему привыкший Грицько присвистнул.

– Не может быть! – восхищенно прошипел он. – Но почему удушить? Может быть, ты сделал что-то не так, а они на самом деле услужливые, как соседи, и будут мужиков ублажать, пока суровые супружницы будут притворяться, что не могут разыскать ключи от известных поясов.

– Я тебя предупредил, – отрезал Голова. – Так что смотри. Лучше бы ты какое-нибудь средство против них изобрел.

– Я подумаю, – хихикнул Грицько и, положив трубку, снова принялся смешить Наталку.