Соседская девочка

Когда-то, конечно, связь литературы и текста была интимнее и глубже. «Дурной человек не может быть хорошим писателем», – говорил Карамзин.

Но когда это было! Это ж до революции было! Это было в эпоху дилижансов и поместий; писем, написанных от руки; свежих новостей, которые шли две недели, – то есть в эпоху сильно интегрированных личностей, когда человек и продукт его труда составляли некое единство.

Иные нынче времена. Сплошное отчуждение по Марксу. Личность стала дробной. Качество произведенной продукции все меньше и меньше зависит от душевных качеств.

Так что, кажется, настала пора отделять литературоведение (изучение литературы как производства, как бизнеса самозанятых и кооператоров, как социального организма, наконец) – от текстоведения. То есть от сюжетов и рифм, метафор и ритмов, идейного содержания и художественной формы.

И не пытаться объединять и, боже упаси, содержательно сопоставлять эти измерения.

Не надо пытаться впрячь эти две дисциплины в одну телегу. Иначе мы все время будем обречены задавать безответные вопросы: «Ну как этот слабоумный алкоголик (присяжный подлец) мог написать гениальный роман (великие стихи)». Вопросы глупые, потому что не по делу. Хорошую книгу пишет хороший писатель, а вовсе не хороший человек.

Бродский сказал о Блоке: «На мой взгляд, это человек и поэт во многих своих проявлениях чрезвычайно пошлый».

Что это значит? Это еще раз указывает на то, что Бродский в поэзии – это как Путин в политике. Зачищал вокруг себя поэтическое поле. Как Путин – политическое. Путин ведь фантастически умелый политик, и это должны признать даже те, кто его совсем не любит. В частности, его политический дар состоит еще и в том, что он смог сформировать всенародное мнение о своей полнейшей безальтернативности. «Если не Путин, то кто?» Так же и Бродский. Есть Бродский – нобелиат, айсберг, Эверест, громада, небожитель. И все остальные вокруг. Странно же сказать «если не Бродский, то Александр Кушнер (или Вера Павлова)» – при всем моем интересе и почтении к творчеству указанных поэтов. Но сказать так – как-то язык не поворачивается. Все равно что: «Если не Путин, то Миронов (или Зюганов)».

Но всё это само собою не получается. Бродский в своем самом первом интервью за границей низводил Чухонцева с пьедестала первого московского поэта. Тогда среди ценителей неофициальной поэзии считалось: первый питерский поэт – Бродский; первый московский поэт – Чухонцев. Наверное, Бродского не устраивало такое двоевластие. Он мешал публикациям Аксенова и Саши Соколова. Упорно боролся с Евтушенко.

Иногда говорят: Бродский не мог завидовать Евгению Евтушенко. Еще как мог! Мы ошибаемся насчет зависти, мы думаем, что бронзовый медалист завидует серебряному, а тот – золотому. Что миллионер завидует миллиардеру, и т. д. Так тоже бывает, но это не зависть, а конкурентный зуд. Настоящая зависть асимметрична. Люди завидуют не тому, чего у них мало, а тому, чего у них нет и никогда не будет. Богатый завидует красивому, красивый – талантливому, талантливый – популярному. Вот это последнее («талантливый завидует популярному») и есть случай Бродского и Евтушенко. Бродский, конечно же, не мог завидовать Евтушенко-поэту – уж больно они разные. Но Бродский вполне мог завидовать славе Евтушенко, его национальной и всемирной популярности в самых широких массах – от простого народа до министров и генералов. То есть Бродский мог завидовать тому, чего у него никогда не было и быть не могло.

Бродский очень ревниво относился к своей, так сказать, медиапозиции «первого из первых», и тут уж прозаиков и поэтов, а также классиков и современников – не различал.

Зато вокруг себя (просто как Путин в политике) он сложил группу преданных ему помощников, поклонников, биографов, критиков и литературоведов.

Я люблю поэта Бродского. И я вовсе не осуждаю его, как не осуждаю, например, Рокфеллера, давившего своих конкурентов, чтобы стать нефтяным королем Америки. Бизнес есть бизнес, господа. Ничего личного. Ради собственного успеха можно и Блока назвать пошляком, и Державина с Горацием – напыщенными придворными бездарностями, и Шекспира – плодом трудов когорты торопливых ребят, которые тайком записывали реплики со сцены, этакие литературные пираты XVII века…

еще немного кощунства ПРОЗА МУЖСКАЯ И ЖЕНСКАЯ

Женская проза – это не просто книги, написанные женщинами. Ни Улицкая, ни Донцова, ни Маринина, ни Петрушевская, ни Маша Трауб сюда не относятся.