Соседский дом, похожий на пристанище инопланетян.

Тинна замерла. Перед ней висело зеркало, в котором не отражался стоящий за её спиной, но она даже и не взглянула в это зеркальце, ведь она даже и понятие не имела, что нынче ни одно зеркальное отражение не имеет права показывать её дедушку.

— Дедушка? — как бы удивилась она и, повернувшись, взглянула на него. А выглядел он, можно сказать, превосходно, словно похорошел. Но, если внимательней приглядеться, то можно заметить, что похорошел он (вроде как) давно, а теперь ещё хочет. Тинна только не замечала за дедом этих особенностей. Как только она вернулась из школы и научилась смотреть на Эдди бессмысленно (не обдумывая каждую мелочь в форме его нового поведения), Тинне даже показалось, что ей это нравится.

— А ты не знаешь, когда все придут? — спросила она его, наверное чтоб убедиться мёртвый он или живой, ведь стоял он за её спиной совершенно каменный, словно его только что прибили или вытащили из него жизнь.

— Поздно придут, — ответил он, взглянув в окно; он смотрел на тёмно-синее небо и в этот момент в его глазах можно было заметить одно неосуществимое желание: превратить или перекрасить синий небесный цвет в совершенно чёрный — смоляной цвет бесконечной тьмы. Он жаждал «смоляной» темноты, как крови человеческой, успокаивая себя словом «терпение» — тьма скоро наступит и надо немедленно приступать, пока никто не нагрянул. И он уже опускал голову, как Тинна встрепенулась. — Дедушка, ты что?! — Она тут же вспомнила прошлый вечер и утро, вспомнила свой страх, который постоянно старалась развеивать. А дед уже разевал свою пасть и едва не впивал острые клыки в шею своей внучки, для того чтобы проделать дырочки, через которые можно будет высасывать жизнь, в обмен на размножение своего бессмертия и вечной молодости, подаренных ему «предками».

— Ты станешь такой как я, как мы все, — обещал ей дед. Тинна с силой вырвалась из объятий деда и подбежала к двери.

— Намертво! — кричал дед, — ты ведь её сама захлопнула!

А та дёргала за ручку совершенно без успехов. Дверь была просто зацеплена за что-то так, что её невозможно было чем-либо открыть.

— Сама захлопнула, — повторял дед. — Теперь больше не откроешь. — И он улыбнулся, — ну, подойди к дедушке, он тебя поцелует.

— Интересно, — задумалась она вслух. — А как же ты вошёл? ведь дверь была захлопнута мной и притом намертво. — Этим она, возможно, хотела показать деду, что нисколько не испугалась.

— Это очень интересно, — отвечал ей дед, — вот подойди к дедушке, он тебе и объяснит это всё.

Он и сам бы подошёл к ней, но старался играть, превращая всё это в розыгрыш. Но его грызли собственные мысли и игра не получалась.

— Ну всё, — бормотал он. — Сейчас ты, внучка, навеки останешься моей внучкой.

Он хотел всё делать очень быстро, но не успевал, чувствовал опасность.

— Не успел, — произнёс он наконец. — Не успел.

— В общем так, — говорил он, обращаясь к Тинне, которая видела как он бледнеет от распирающей его злобы, прямо на глазах. — Всё, что здесь было — ничего не было, ясно? Будешь болтать, тебе всё равно никто ничего не поверит… — прервали его посторонние звуки, это были шаги троих человек — матери, отца и сына, они уже почти подходили к дому. Отец лез в карман за ключом, а дед в это время кое-что обещал, растворяясь в воздухе как пар.

— Целуй им задницы за подарок — временную жизнь, а как наступит полночь, я приду к тебе, жди.

Когда мать вошла в комнату к дочери, дед уже растворился полностью. Тинна тут же кинулась на шею к матери и принялась рассказывать ей о том, что ночью придёт дедушка и будет очень плохо.

— Ты что?! — удивилась мать. — Тебе разве дедушка ничего не сказал?

— Нет.

— Да ты и записку наверно не читала?

— Какую записку?!

— Ну ты даёшь! он ведь ещё утром уехал домой. Что ж ты так?

Теперь Тинна всё и поняла, но ей оставалось только доказывать, что дед никуда не уезжал, но что бесполезно, то бесполезно.

Правильно ей сказал Эдди в школе! Она тогда ещё пыталась с ним заговорить: рассказать про своего дедушку (вообще-то, ей никогда не нравилось общаться с эдакими весельчаками, поскольку они с лёгкостью готовы выставить тебя на смех за любую мелкую проволочку в разговоре): «Я же тебе сразу сказал, что дед — это плохо! Ты что, не помнишь, когда мы болтали на дне моего рождения? Эх ты! Мало того, что у тебя с памятью нелады, так ты мне ещё в тот день пыталась устроить какой-то выговор! А-ха-ха, ха-ха…»

— Мама, можно мне поспать в вашей комнате, — попросила она, стараясь намекнуть на свою боязнь собственного страха.

— Чего это вдруг? — удивилась мать в ответ, не заметив намёка. — Да и где ты там будешь спать? у нас всего один двухместный диван, спи себе здесь и всё.

— Нет, я здесь боюсь.

— Ну давай, если хочешь, в гостиной.

— Только не там!

— А что такое?

— Там дедушка спит, — шёпотом ответила она. — Мне так кажется.

Но матери почему-то казалось, что над ней издеваются.