Сошедшие с ковчега

Итак, жребий брошен, Рубикон перейден. Ему предстоит покинуть Отечество и жить среди врагов. Мало того, всеми силами стараясь убедить их в том, что он – на их стороне, что, как и они, он тоже ненавидит Россию. А стоит сделать один неверный шаг – и прощения не будет. Его не станет. Но эта смерть придет к нему не в сражении. В лучшем случае она принесет забвение. Мы – одиночки, живем и умираем безвестным, как справедливо заметил Румянцев. В худшем случае смерть покроет его имя не просто саваном небытия, а – рубищем позора. Ведь, несмотря на все «реляции» и «высочайшие повеления», он покидает Отечество как изгой и иуда, «добровольно и намерено» сбежавший в лагерь противника. Причем в самые тяжелые для России времена…

– О чем задумались, Георгий Георгиевич? – услышал он голос Румянцева, в котором отчетливо прозвучали нотки сочувствия.

Лазорян встрепенулся, отгоняя прочь тягостные мысли.

– Вероятно, вам это покажется странным, но я думал о смерти.

С минуту Румянцев смотрел на него, затем сказал:

– А, знаете, меня не удивляет ваше признание. О чем, в сущности, может размышлять человек, когда идет война? Вдобавок война столь грандиозного масштаба, какой человечество еще не знало. Мне вдруг пришло на ум, что, если бы люди чаще думали о смерти, им меньше хотелось бы воевать. Но, увы, человеческая память коротка. Ей свойственно отгораживаться стеной забвения от горя и страданий. Ничто человечество не забывает так быстро, как мрачные, наполненные бесконечным ужасом, дни войны. Иногда я прихожу к выводу, что мир необходим людям не для того, чтобы созидать и любить, а чтобы в эти короткие передышки всеобщего спокойствия и благоденствия накопить в себе как можно больше ненависти, алчности, жестокости, – этих вечных двигателей, что приводят в действие разрушительный молох войны.

Румянцев замолчал, отрешенно глядя в пространство. После чего вскинул голову, подобрался и, резко меняя тему, проговорил то, к чему внутренне Лазорян был готов.

– Георгий Георгиевич, через четыре дня вы с Анастасией Николаевной отбываете в Константинополь.

ИНТЕРЛЮДИЯ Из истории Османской империи

…Несмотря на то, что в X–XI веках отдельные турецкие военачальники уже обрели значительную, а временами и абсолютную власть в Месопотамии и Египте, пришествие сельджуков явило собой первое крупномасштабное проникновение турок на Ближний Восток.

Они не только создали высокоэффективную армию, но и близкими связями с персидским царским двором в Хорасане и Трансоксании сумели привлечь на свою сторону ряд способных и умелых правителей. Расширив владения от Средней Азии до византийских границ в Малой Азии, сельджуки во времена правления первых трех султанов: Тугрил-бея, Аль-Арслана и Маликшаха, основали сплоченное и хорошо управляемое суннитское государство, находившееся в формальном подчинении Аббасидских халифов Багдада.

Один из правителей, перс Низам Аль-Мульк, вошел в число величайших государственных деятелей средневекового ислама. На протяжении двадцати лет он был подлинным хранителем сельджукского государства. В дополнение к способностям талантливого управителя, Аль-Мульк являлся высокообразованным литератором, чья книга по искусству управления государством «Сийасат Намах» стала ценным источником политической мысли того времени. Более того, Низам Аль-Мульк слыл набожным правоверным мусульманином, основавшим систему медресе или духовных школ, называвшихся «низамийя» по его имени. Они давали возможность свободно получать образование в религиозных науках ислама, являвших собой наиболее передовую научную и философскую мысль того времени.

Знаменитый богослов Аль-Газали, великая работа которого «Возрождение религиозных наук» была вершиной суннитского богословия, преподавал в то время в школах низамийя в Багдаде и Нишапуре. Низам Аль-Мульк был покровителем поэта и астронома Умара Аль-Хайяма (Омара Хайяма), чьи стихи, переведенные в XIX веке Э. Фитцжеральдом, стали знакомы читателям так же хорошо, как и сонеты Шекспира.

После смерти Маликшаха в 1092 году конфликты между наследниками привели к дроблению единой верховной власти сельджуков на меньшие государства. Более мелкими областями руководили местные вожди. Но ни один из них не был способен объединить мусульманский мир перед лицом новой грозной силы на Ближнем Востоке – крестоносцев…

…Византийская империя знала турок давно. Проект турецко-византийского союза существовал еще во второй половине VI века. Турки служили в Византии как наемники, а также – в дворцовой гвардии. Их было немало в рядах арабских войск на восточных рубежах империи. Они принимали активное участие в осаде Амория в 838 году. Но все эти сношения и столкновения с турками до XI века не имели важного значения для империи. С появлением в первой половине XI века на восточной границе турок-сельджуков обстоятельства изменились.