Сошествие во Ад

– Право, нет никакого повода для беспокойства. Наблюдательность – это одно, а страх – уже совсем другое. Если вы боитесь, значит, впускаете это другое в свою жизнь. Но чем бы оно ни было, ваша жизнь важнее.

– Вы говорите так, будто жизнь так уж хороша, – сказала она.

– Хороша она или плоха – этого не узнаешь, пересчитывая несчастья по пальцам. Эта проблема совсем другого сорта. Не будем ходить вокруг да около. Вы скажете мне, что вас беспокоит?

– Я… Нет, это звучит слишком глупо, – попыталась увильнуть от ответа Паулина.

Стенхоуп замолчал, и в тишине до них донесся голос миссис Парри, втолковывающей свое видение роли Герцога Хью Прескотту. Размеренные слоги по отдельности, как шары, падали к их ногам, и Стенхоуп слабо махнул рукой.

– Ну, – сказал он, – вряд ли ваше признание прозвучит глупее этого. Бог милостив. Если бы меня здесь не было, они бы устроили «Бурю». Скажем, «И жители его… всё, всё растает… рассеется бесследно… как туман». [19]

Да, Бог определенно милостив. Так вы мне скажете?

– С некоторых пор, – неожиданно решилась Паулина, – я начала встречать на улице саму себя. – Она резко повернулась к нему. – Вот! Теперь вы знаете. И что скажете?

Он спокойно встретил ее горящий взгляд.

– Вы имеете в виду именно то, что сказали?

Паулина кивнула.

– Ну, это не новость. Гёте однажды встретил самого себя – по дороге на Веймар, кажется. Но у него это не перешло в привычку. Как давно это началось?

– Да всю жизнь! – ответила она. – С перерывами… долгими перерывами, насколько я помню. Иногда месяцы и годы ничего не происходило, только сейчас стало случаться все чаще. Бред какой-то… этому никто не верит, но это так.

– Это ваше точное подобие? – спросил он.

– Это я, – кивнула она. – Оно появляется издалека и приближается ко мне, и мне страшно… страшно, что однажды оно подойдет совсем близко. До сих пор этого не случалось: оно либо сворачивало, либо исчезало. Но так не может продолжаться все время, когда-нибудь оно подойдет прямо ко мне – и тогда я сойду с ума или умру.

– Почему? – быстро спросил он.

И она тут же ответила:

– Потому что боюсь. Ужасно боюсь.

– Но я не совсем понимаю, – сказал он. – У вас есть друзья, вы не пытались поделиться своим страхом с кем-нибудь из них?

– Поделиться своим страхом? – Паулина словно застыла в кресле, вцепившись пальцами в плетеное сидение так, словно хотела придушить собственное бешено стучащее сердце. – Как я могу поделиться с кем-то своим страхом? Разве кто-то другой сможет увидеть его, встретиться с ним?

Свободно откинувшись назад, будто они говорили о каких-то обыденных вещах, Стенхоуп мягко заметил:

– Вы путаете две вещи. Задумайтесь чуть-чуть и вы поймете. Встретить его – это одно, и давайте оставим это до тех пор, пока вы не избавитесь от другого. Мы сейчас говорим о страхе. Неужели никто не смог освободить вас от него? Неужели вы никогда никого не просили об этом?

– Наверное, вы не поняли… – вздохнула Паулина. – Как это глупо с моей стороны… Давайте оставим эту тему. Посмотрите, сколько сил вкладывает миссис Парри в постановку…

– Море, – ответил он. – И Бог ее вознаградит. Но по заслугам. Скажите, понимаете ли вы, о чем я говорю? А если нет, может, вы разрешите мне сделать это для вас?

На лице Паулины застыло такое выражение, словно она исполняла неприятную обязанность, словно была что-то должна Стенхоупу и теперь намеревалась вернуть долг. Она вежливо переспросила:

– Вы собираетесь сделать это для меня?

– Это можно сделать, вы знаете, – продолжал он. – И делается это на удивление просто. Если вам больше некого попросить, почему бы не воспользоваться мной? Я здесь, в вашем распоряжении, и мы можем легко это уладить. Тогда вы, по крайней мере, избавитесь от своего страха, а что до встречи – если вы перестанете бояться, это будет совсем другая встреча.

– Но как я могу не бояться? – беспомощно спросила она. – Глупость какая…

– Не большая, чем вся эта ваша история, – ответил он. – А поскольку она не глупость, то и это не глупость. Мы все знаем, что такое страх и беспокойство. Ну да ладно… когда вы уйдете отсюда, подумайте про себя, что я взял на себя ваши страхи. Вы бы тоже сделали это для меня, если бы мне это было нужно, да и для любого другого. Ну и я возьму это на себя. Я стану думать о том, что приходит к вам, и представлять его, и знать, и бояться. А вам тогда бояться станет нечего.

Она растерянно взглянула на него. Похоже, он верил в то, что говорил. В конце концов, это же Питер Стенхоуп! Великий поэт. Лгут ли великие поэты? Нет. Но они могут ошибаться. Да, но она тоже может. Совершенно потерявшись в своих сомнениях, она протянула:

– Но я не понимаю. Это же не ваше… вы этого не видели. Как вы можете…